Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [121]
На русско-крымскую границу Порта собралась выслать комиссаров ко дню Св. Георгия (6 мая), но турецкая комиссия во главе с нишанджи Ибрагимом-эфенди прибыла только 4 июня 1714 г. Русское предложение провести маркировку границы на землях Запорожья по имевшимся урочищам между реками Орель и Самарой, турки отклонили. Они предложили проводить её по часам («розъездом с часами») и обеим сторонам насыпать курганы через определённое время конной езды, иначе де татары и знать границы не будут[1058].
От Днепра до верховьев р. Самары было отсыпано шесть курганов, а от верховьев р. Самары к Азову — 5 курганов. Восточная часть этого рубежа была проложена по водоразделу между мелкими речушками — те, что текли на юг к Азовскому морю — оставались за Крымским ханством, а те, что на север (в том числе рр. Бахмут и Тор и Лугань с их верховьями) и впадали в Северный Донец — за Россией[1059].
В июле 1714 г. кубанские ногайцы в Черкасск вернули 143 русских пленников, захваченных после Адрианопольского договора в 1713 г. За проданных в рабство ногайцы прислали «компенсацию» — 11 денежных кисетов-кошелей, в каждом из которых было по 250 рублей, что русской стороной было расценено как унижение и «велено сыскивать» всех остальных пленных[1060]. Тем не менее, в Стамбуле не прекращали поговаривать о войне против «московских»: «Господа московские не мыслят окончить разграничение, но толко забавляют их словами, покамест построят один кастель [форт]»[1061]. Об окончании межевания между рр. Самарой и Орелью Шафиров узнал не от русских курьеров, а от «склонного» к русскому посольству довольно высокого чина, который посылался Портой к королю Августу II.
Турецкая комиссия, маркируя новые границы, выступала победителем и в июле 1714 г. снова пошатнула мир. Давать трижды поверженному 12 июля 1711, 5 апреля 1712 и 13 июня 1713 гг. царю титул, равноценный «Салтанову Величеству» она не считала возможным и 10 дней продолжала «превеликие споры». Русские предлагали вписать любой — полный, средний, или краткий титул — всё отклонялось. Турки отказывались присваивать русскому монарху слово «Величество» и обозначали его только «московским царём», указывая, что титул «Величество» дается только австрийскому императору и османскому падишаху. Четырежды турецкая комиссия объявляла об отъезде, возлагая вину за разрыв мирных отношений на русских.
Все же, в конце концов, стороны согласились обменяться «беститульными грамотами»[1062]. «Долгопротяжный» турецко-русский конфликт и демаркация отбросили Россию на несколько сотен километров от Причерноморья и Приазовья.
Благодаря дипломатии и работе с агентурной сетью Шафирова дела в Стамбуле пришли в «доброе состояние». Оставлять в Стамбуле ни посла, ни резидента турки не позволили. Старый дьяк Посольского приказа Л. Т. Протопопов, намеченный на этот пост, оказался никудышним. Он не знал ни одного языка (в русском посольстве рабочим языком с иностранцами и турками был итальянский, в Стамбуле среди дипломатов в ходу были итальянский и французский языки, «а по нужде и латынь»). Шафиров просил перевести к нему из Парижа Г. И. Волкова, а Протопопов «в делах не сведом, все толкует по своей старой приказной манере» и «по своему обычаю старосветскому с иноземцами в конфиденцию» вступать не станет и будет пересылать только то, что услышит от греков и патриархов, которым «верить ни в чем ни одному невозможно». Кроме стыда, от него ничего нельзя ждать — честил дьяка Шафиров. Тем не менее, посольству удалось оставить «добрую» агентурную сеть в Стамбуле[1063]. Выезда из Турции тогда добивались русские, шведские, польские и венецианские дипломаты. Шведским «министрам» тоже не позволили оставаться в Стамбуле. Только через пять лет после катастрофы 1709 г. Карл XII осознал, что отвоевать Польшу и восстановить всё, что было до Полтавы ему не под силу и согласился отправиться в шведские владения через венгерские и немецкие земли. «И сколко он не трудился, однакож ничего у турков выторговать не мог, ибо денег ему ничего не дали, хотя было и много просил… И на подъем его королевской собрали французские и английские купцы 30 000 левков и дали за порукою французского посла взаймы. А долгов на нём здесь многие сты тысяч»[1064].
Последний аккорд русско-турецких отношений отзвучал «ласково и весело», а расставание полюбовным. Али-паша и Ахмед III были довольны тем, что трижды в 1711, 1712 и 1713 гг., взяли верх над Россией. Пётр Великий мог быть удовлетворен, что избавился от войны на юге.
На прощальной аудиенции 29 августа Шафиров поздравил Али-пашу «окончанием всего мирного дела и что мир междо Империями […] уже запечатлен разграничением земель благополучно» и будет служить к «вечной славе везира». Посол заверил, что Царское Величество «мир намерен крепко и ненарушимо содержать», только пусть Порта «накрепко воздерживает татар, яко лехкомышленных людей, дабы они никаких инкурсий в земли Царского Величества не делали и подданным Его Величества никаких обид и разорения не чинили, ибо оные, а особливо нагайцы и кубанцы под претекстом будто ходят на калмык, в земли Царского Величества непрестанные набеги чинят и людей берут и иные многие разорения чинят… Ежели того учинено не будет, то и калмыки яко люди своевольные и такие ж лехкомышленные, как и татары, не вытерпя обид своих будут для отомщения тож чинить… Також […] чтоб впредь никаким возмущениям неприятельским и татарским лжам Порта верить не изволила».
