Третье поколение - [17]

Шрифт
Интервал

Он так разжалобил Михалку, что тот уже больше не стеснялся и не пугался. Он плакал. И даже на корову, выгоняя ее из гречихи, кричал плаксивым голосом:

— Куды-ы, серая!

Черные от грязи и струпьев тощие ноги Михалки мелькали из-под широких, засученных рваных штанов, принадлежавших раньше Скуратовичу, Словно мелкая подстреленная птичка, подбежал он к меже, где сидел хозяин.

— Честное слово! Вот не сойти мне с этого места! Я ничего и никому не только говорить не буду, а и слу­шать никого, кроме вас, не стану! — клялся Михалка и колотил себя по заплатанной им самим на груди и жи­воте рубахе (тоже хозяйские обноски). — Ничего я не знаю и ничего не слыхал! Что же я скажу, когда я не знаю даже, о чем вы мне говорили и за что на меня кричали. Я совсем немножко стоял под дверьми...

Скуратович сидел в глубоком раздумье. Очень воз­можно, что в эти минуты он думал: «А не дал ли я маху?» Через некоторое время он поднялся и пошел, бормоча себе под нос:

— Черт его знает, этого малого. Не то он больно хи­тер, не то я, старый, дурака свалял с этим дитем! Дер­нула же меня нелегкая так сразу!.. Может, совсем по- другому надо было... Эх, эх!

Вечером он положил в мешок три куска сала и отдал Михалке:

— На, сынок, отнеси отцу, чтобы с голоду не поми­рал. Ты небось про своего отца не знаешь того, что я знаю. Он больной, его нужда душит, он о детях заботит­ся, а вы о нем и не думаете. Думать надо о больном отце. Кто же ему поможет, если не дети?

Михалка вышел на крыльцо и заглянул в мешок. Он даже задрожал, увидав в мешке столько сала. Он пред­вкушал радость изголодавшейся семьи, когда он развя­жет перед ними мешок. Михалка побежал обратно к хо­зяину и срывающимся от волнения голосом пробормо­тал:

— Я ничего никому не скажу! Я не буду говорить ни про вас, ни про Толика, ни про жито, ни про... Ну, ни про что! Молчать буду и помогать вам буду!

— Мне, сынок, твоя помощь не нужна. Паси себе ко­ров.

— Ладно.

Михалка побежал домой. Идти спокойно он не мог. Очень быстро проскочил лес. И все же ему казалось, что он чересчур медлит, что одни и те же темные ели стоят по сторонам и он их никак не может миновать. Он прибавил шагу и вскоре, запыхавшись, выбежал из леса.

— Еще день на дворе, а в лесу уже совсем темно, — говорил он сам себе, останавливаясь, чтобы передохнуть.

Дома он действительно порадовал и удивил всех. Малыши набросились на сало. Мать кричила:

— Не хватайте помногу! Погодите, сама дам.

Михалка начал рассказывать:

— Скуратович, наверное, опять где-нибудь хлеб спря­тал и думает, что я знаю, где...

И он рассказал все, как было и с чего началось.

— Степуржинский? — сказал отец. — Так, может, это он у Степуржинского прячет хлеб... И правда, ему там сподручно, лес... Погоди-ка! — Отец даже за голову схва­тился. — Ведь если он там хоть половину урожая спря­тал, так кто же его найдет?

Михалка пустился в обратный путь.

— Переночуй, а завтра до зари пойдешь! — крикнул ему вдогонку отец. — Ведь уже совсем темно.

Но Михалке не сиделось на месте. Он бежал обратно, прижимая к животу пустой мешок.

На следующий день Скуратович сам заявился к отцу Михалки. Сидя в сенях, говорил:

— Михалка знает, и я очень боюсь, как бы он не рассказал кому. Наверное, и вы от него знаете... Ну, сло­жил у Степуржинского немного жита и ярового: припрятать хотел, а то разверстка эта... Прямо с поля туда и возил. Так что вы уж помолчите, пожалуйста! Ваш маль­чишка у меня, я его не обижу. Пускай к работе прила­дится — он у меня за сына будет. Столько несчастий на меня сразу свалилось! А уж я вас отблагодарю.

И он внес в сени мешок ржи.

— Да уж как-нибудь, — сказал отец Михалки, глубо­ко вздохнув, и закашлялся. Кашель душил его долго и не давал передохнуть.

— Ох, беда какая! — посочувствовал Скуратович,

— He дай бог ни одному хорошему человеку так му­читься!— искренне пожелал Михалкин отец. — Как по­думаю о детях, сердце кровью обливается. Кабы не дети, так, кажется, бросился бы с моста в воду, чтоб самому не мучиться и людям не надоедать.

Скуратович протянул руку на прощанье и уехал до­мой. С этого времени Михалка почувствовал резкую пе­ремену к нему Скуратовича. Михалка теперь был лучше одет и не голодал. Время от времени Скуратович посы­лал кое-что и семье Михалки.

Однажды вечером, укладываясь спать, Михалка за­метил в полуоткрытую дверь боковушки, что Скуратович лег на кровать в сапогах и нераздетый.

За последнее время Михалка привык смотреть на хо­зяина с подозрением. Сейчас он старался разгадать, по­чему тот не раздевается. Вдруг Скуратович вскочил с постели, закурил и притворил двери. Теперь уж Михалке не видно было, что делается в боковушке. Но он услы­хал, что скрипнула кровать: значит, Скуратович снова лег, не раздеваясь, потому что раздеться за такое ко­роткое время он бы не успел. Да и не слыхать было, чтобы он снимал сапоги: обычно он кряхтит и шумит, когда разувается.

Подозрение мучило Михалку. Он думал: «Теперь-то Скуратович со мной хорош! А раньше? А что бы пойти да рассказать, что он половину своего хлеба прямо с поля свез к Степуржинскому! Вот бы он у меня попры­гал! Вот бы я ему штуку подстроил!»


Еще от автора Кузьма Чорный
Млечный Путь

В книгу «Млечный Путь» Кузьмы Чорного (1900—1944), классика белорусской советской литературы, вошли повесть «Лявон Бушмар», романы «Поиски будущего», «Млечный Путь», рассказы. Разоблачая в своих произведениях разрушающую силу собственности и философски осмысливая антигуманную сущность фашизма, писатель раскрывает перед читателем сложный внутренний мир своих героев.


Настенька

Повесть. Для детей младшего школьного возраста.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.