Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [68]
Мы всегда — народ Божий, а они, другие, чужаки, — враги Бога, и тогда мы исполняем нашу службы Богу, убивая их всех немедленно и беспощадно, ведь враги отвратительны и наглы, а кроме того, представляют опасность не только для нашего существования, но и для порядка во всем мире, в Космосе и Универсуме. Возможно, они мешают даже самому Богу, никто же не знает, как обстоят дела, может быть, Бог как раз нуждается именно в нашей помощи, и наверняка нам это зачтется в конце всех дней. Только так Он сможет распознать нас, ибо мы были бы плохими и нехорошими и не заслужили бы Рая, если бы не было неправедных приверженцев Зла, язычников, лжецов и обманщиков, место которым уготовано в геенне огненной, где они подвергнутся мукам на веки вечные. Зато мы можем приступить к делу уже сегодня, и Бог отблагодарит нас, если мы возьмем на себя часть Его работы.
Однако Зло не следует искоренять совершенно, ибо Добро всегда должно иметь некую противоположность[100], да и у нас будет нечто столь же необходимое для жизни, как воздух, ибо только так обретем мы друг друга, только так узнаем мы самих себя и задачи, которые предстоит нам выполнить в этом мире. Это не политическая борьба и даже не экономическая, а скорее, моральная, и завершить ее мы не можем, даже если бы хотели и даже если бы нас об этом слезно умоляли, ибо это не наша борьба, ведь речь идет о космической морали, здесь задействованы совсем другие силы. От изначальных времен до конца всех дней не прекращается ни на одно мгновение сражение сынов света с сынами тьмы перед лицом Господа, и пока еще ничего не решилось, поэтому и мы не можем выйти из борьбы, вернее, не имеем на то права, так как последствия были бы непредсказуемы, а кто желает, кто может взять на себя ответственность за это? А потому нечего нам жалеть других, ибо они приверженцы Зла, а если бы они были, как мы, то были бы хорошими, но они чужаки и остаются таковыми.
Сочувствие своим, ставшим жертвами, всегда давало людям силы отплатить другим сполна той же монетой с процентами, поэтому они поняли, что самое лучшее — уничтожить других прежде, чем те смогут нанести еще больший урон, ибо кому хочется терпеть страдания? Передо мной лежит раскрытая Книга истории, и с каждой ее страницы все еще льется кровь, которая никак не хочет высохнуть, даже если пройдут еще столетия. «Historia magistra mortis»[101], и она отнюдь не наставница жизни, а учительница смерти, и люди с удовольствием следовали ее урокам, любовно применяя всю свою изобретательность, чтобы снова и снова превзойти историю[102].
Я не понимаю, почему люди не желают в полной мере признавать за собой такие достижения; конечно, можно себя похвалить за такие дела, и я охотно и безоговорочно хвалю их за то, что изобрели паровую машину, книгопечатание или фарфор, точно так же, как когда-то укротили лошадь и приручили собаку. Но разве меньше потрудились рука и разум, когда после тщательных расчетов были обрушены башни Зла, когда за кратчайший срок были умерщвлены миллионы армян[103], евреев, индейцев или представителей своего же народа, если под рукой никого другого не оказалось? В то же время люди не забывали об эстетике, ведь услышав слова «кхмер руж» (красные кхмеры), людям на ум приходит название французского одеколона, а не бесчисленные могилы в Юго-Восточной Азии.
Я точно знаю, что люди, сотворившие такое, очень этим гордились и требовали признания, однако как же они были разочарованы, когда в этом признании им было отказано только потому, что вектор истории изменился, и они предстали во всей своей жестокости, и никакой бог больше их не защищал, и им оставалось только надеяться, что в один прекрасный день все снова станет иначе. Бог на стороне и преступников и жертв, и в этом нет ничего удивительного, разве сам Он не утверждал, что Он вездесущ, а значит и там, где Его присутствие вообще и изначально не предполагалось.
Во всяком случае, точно никто не знает, ибо Бог давно уже не давал о себе вестей, и даже я не мог бы сказать, где Он находится в данный момент, а человеку нужно быть весьма сдержанным и осторожным, призывая Бога на помощь только себе и никому другому, ибо Бог может очень быстро и неожиданно принять противоположную сторону, и тогда преступник станет жертвой, поскольку никому не приходит в голову просить моей помощи, а кроме того, я не знаю, окажу ли я просящему поддержку.
Ко мне, Дьяволу, все это не имеет ни малейшего отношения; я не Зло и не злой дух, а всего лишь простое и отнюдь несовершенное творение миров, которому единственно важно, чтобы произведенное им сохранялось, пусть даже слегка изношенным, с чем я, хочешь не хочешь, а должен считаться. Люди должны сами принять на себя ответственность и признать свою вину, и никто не может, да и не хочет взять на себя хоть частицу этого — ни змей, ни яблоко, ни инжир, ни, прежде всего, Дьявол. Я уже не могу больше слышать эти жалобы и, стенания, дескать, они не хотели нарушать запрет Бога, и что если бы они знали заранее, вот тогда…
Я никогда не утверждал, что мой мир прост, легко обозрим и с ним легко управляться; что я был бы за творец, если бы с самого начала открыто выложил все свои тайны, чтобы люди могли творить свои издевательства, ибо другого от них ждать не приходится. Со временем я оставил всякую надежду, и людям надо очень постараться, чтобы я изменил свое мнение о них. Иногда я спрашиваю себя, а стоят ли люди тех усилий, которые я вкладываю в них, и тогда мне приходит мысль, что Бог не так уж был неправ, когда захотел стереть людей с лица земли, а с ними и всех тварей, и единственное, что помешало Ему, было… Стоп! Об этом я буду говорить позднее.
