Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [179]
Не могу точно угадать, какую цель преследовал тогда Бог своим заветом (может быть, Он хотел успокоить людей, которые трепетали пред Его ликом), что это было на самом деле, какие мотивы Им руководили, уж точно не желание предать их идолу Мамоне, ибо такого недомыслия или даже равнодушия мы никак не можем предположить у Бога. Возможно, сказалась усталость, ибо шесть дней Творения унесли немало сил, и Бог уже радовался седьмому дню, когда хотел предаться отдохновению и отключился в мыслях от своего Творения. Поэтому я не исключаю, что Бог в этой ситуации произнес этот завет лишь ради желанного умиротворения людей.
Как бы то ни было, исследование мотивов Бога не поможет нам продвинуться дальше, поэтому оставим это (хотя я много еще мог бы рассказать того, о чем вынужден молчать). Здесь и сейчас могу только. сказать, что при помощи Великого плана я вновь вывел людей на правильный путь, чтобы они наблюдали мир, восхищались его красотой и хвалили Творца, но смиренно и мудро проверяли и испытывали, как можно своими действиями сделать его лучше, чем он уже есть, чтобы не слишком долго ждать наступления совершенства.
За это я никогда не обещал людям платы, ибо за что оплачивать деятельность тех, кто исполняет свой долг так, как ему было это поручено?[268] Скорее я наказывал бы человека, когда он свой разум и душу отвращает от поставленной задачи и стремится не туда, куда следовало бы. Но люди жаждут награды, поскольку она была им однажды обещана Отцом Небесным[269], если они будут истово верить и вести себя, как им было завещано. Вполне может быть так, но каждый человек получит плату за проделанную работу, ибо люди — мои сотрудники; они суть моя нива и мое здание[270]. Но я всегда говорил, что сначала работа, а потом, значительно позже, они получат свою оплату, только если мне так понравится.
Когда люди разочаровались в ожиданиях, поскольку Сын Божий больше не показывался, они потребовали, чтобы им выдали плату уже здесь, в этом мире, но не было никого, кто мог бы это сделать, поэтому люди занялись выяснением этого вопроса, и тут Мамон вовремя подсуетился. «Можешь дать нам то, что мы требуем?» — такой вопрос задали люди, а идол Мамон ухмыльнулся и продемонстрировал, к удивлению людей, свою кожу из золота и серебра, которая сверкала и переливалась, и идол вырезал из нее кусок и дал его людям. Кожа на этом месте тут же выросла вновь и засияла еще ярче, а люди еще пуще удивлялись этому, и не перестают удивляться до нынешнего дня. Вот так они возжаждали богатств и никак не могут насытиться. Даже когда они не знают, что делать с ними дальше, так как богатств люди давно уже скопили предостаточно, но они все равно стараются накопить как можно больше.
Но поскольку в моем мире людей больше, чем золота и денег, то они отнимали богатства друг у друга, сражаясь не на жизнь, а на смерть. Об истиной задаче, стоящей перед людьми, никто больше не думает, никто не желает совершенствовать мой мир, ведь, используя деньги, можно получить власть над другими людьми или удовольствия, но никак не Совершенство, ибо там, где деньги становятся мерилом всех вещей, там процветают пустяшные и никому не нужные искусства, служащие лишь пресыщенной и развращенной элите[271], и совсем не остается времени, чтобы сделать мир таким, каким он должен быть.
Приведу пример. Итак, было время, когда люди снова начали разведывать мир; они построили большие корабли, сели на них и отправились в плавание по морям. Некоторые корабли добрались до цели, но не все. Люди не испугались, равно как не испугались они и неизвестных страшилищ, и варваров, а меньше всего — язычников. Наконец-то, как мне показалось, люди осознали, что мир нужно познать, чтобы понять, ибо для людей не существует того, что нельзя пощупать руками. Так в свое время они не соблюли Божий завет не трогать плодов райских деревьев, а что случилось потом, так это всем известно. Раз люди уже из-за одной-единственной ошибки были выброшены в мой мир, и Создатель посоветовал им ждать спасения, то я полагаю, что это была отличная идея — заняться в «перерыве» исследованием их нового отечества, даже если оно казалось нелюбимым убежищем.
Итак, я радовался по поводу того, что они заново обнаружили в себе любопытство и стали размышлять о новом, независимо от того, находилось ли это новое на расстоянии одного десятилетия или одного континента[272]. Скажу больше, это был тот самый момент, когда люди находились ближе всего к своему истинному предназначению, ибо они приблизились к тому, что делает человека человеком и отличает его как от Бога, так и от животного, так как Бог ничего не ищет, ибо давно уже все нашел, а животное ничего не потеряло из того, что ему следовало бы искать. Но что могли бы люди обрести или познать в ходе их поисков в мире? Все! Сначала они бы удивились многообразию мира, затем смиренно любовались им и, наконец, поняли бы, что они сами являются частью этих безграничных возможностей, что они брошены не в пустынный и тусклый мир, где царят страдания и смерть, а в цельный Космос, полный красоты и возможностей, который положен им под нос.
