Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [180]

Ах, если бы люди раскрыли глаза и распахнули разум, но они оставались тупыми и закрытыми и искали только денег в этом мире, что само по себе не имеет ценности, так как ими не утолишь ни голода, ни жажды. Однако идол Мамон установил цену на золото, и люди взалкали его и не желали от него отступиться, даже если при этом они в одно мгновение могли разрушить то, что другие создавали в течение всей жизни. Мне было бы трудно найти мерило моей печали и разочарования в людях, когда я заметил, что они в своей наглости и заносчивости натворили в моем мире. Только я и мой старый добрый друг Смерть имеем право исполнять вечный Закон необходимого Небытия, никто другой, тем более человек, в своем безумстве, такого права не имеет, ибо что он может знать, какую роль играет растение или животное в моем алгоритме, или камень, или речной поток, коль скоро я уже передвинул целые континенты, чтобы стало лучше в этом мире.

А разве человек никогда не задумывался, сколько труда и усилий нужно вложить, чтобы создать культуру, которая существует дольше, чем длится человеческая жизнь? Разве можно быть окончательно уверенным, что не эта культура, разрушенная мечом и словом, принесла ключ к воротам мудрости, который позднее будут искать несколько поколений, предаваясь отчаянию, но который утерян навечно? Уж не идол ли Мамон возместит этот ущерб? Нет, он давно уже оглох от собственного смеха.

Я за это время уже освободился от иллюзий, я ничего уже не жду от людей, которые с потрохами отдались Мамону, и людям я об этом говорил достаточно часто, но сколько ни звони во все колокола о своей мудрости, лавочники на рынке заглушат все звоном пфеннигов[273]. Сейчас я заявляю в последний раз, а если никто не хочет слушать, пусть так и будет: безудержная суета торговли, ненасытная жажда наживы и, как следствие, расслабленность и любовь к уюту ведут к тому, что любая личная услуга в деле благополучия моего мира будет заменена деньгами. Люди жертвуют частью своих заслуг, чтобы беспрепятственно служить идолу Мамону.

Я говорил людям, давайте деньги, и вам заплатят цепями, ведь слово «Geld» (нем. — «деньги») — рабское слово[274] и непригодно к тому, чтобы сделать из человека Человека. Я лично никогда не мог понять, чем гордится род людской, ведь люди так мало сделали, чтобы действительно способствовать усовершенствованию этого мира. Даже если я приму этот всплеск эмоций, поскольку люди так горды своей гордостью, то вот тут человек и становится человеку волком, и даже если я скажу, да пусть гордятся, только не деньгами и золотом, ибо ничто так не унижает человека, как такая гордость[275]. Там, где правят деньги и приносятся жертвы идолу Мамону, оттуда бегут в страхе любые проявления красоты и культуры, и только шлюха Рассудок издевательски хохочет им вслед. Я же хочу ночью подстеречь этого торгаша и смело разорвать узы бедной красоты, которую они, как рабыню, ведут на рынок[276].

Я не знаю, что произошло. Когда-то на людей, торгующих деньгами, смотрели свысока, но с изысканным почтением, если только требовались их услуги, поскольку было ясно, что любое общество должно иметь свои внутренности[277]. Но теперь эти люди занимают главенствующее место в душе современного человечества, как самая желанная, а потому и удачливая его часть. Они устанавливают свои масштабы, и только они в своем произволе решают, каким будут вознаграждение и наказание[278]. Должен признать, хотя мне это дается с трудом, что идол Мамон довольно умно придумал соблазнять людей, ведь подобно любому настоящему богу он утверждает, что он вездесущ, всемогущественен и непредсказуем, поскольку никто не может сказать, будет ли завтра цена товара выше или ниже, чем сегодня, и какой она была вчера, это уже не играет роли, ибо зачем сегодня о чем-то помнить?

Так что же люди сделали из своего будущего, моего великого и милостивого подарка человечеству? Ничего не осталось, кроме голой надежды на обретение денег и золота, и никто не задается вопросом, чему это может послужить. Люди забыли, что деньги являются всего лишь средством, мерилом и стоимостью чего-то другого, и уже поиски этого другого могут стать истинной платой за жизнь человека, которому ничего иного в этом мире не дозволено. Но люди не хотят ничего слышать и видеть, однако не желающий слышать да почувствует, и люди еще поймут, куда приведет их этот путь.

Все приходит к своему концу, времени не остается на сожаления и раскаяние, и я больше не поддаюсь этим чувствам, поскольку занят совершенно другими делами. Посему процесс будет коротким, и обжалования я не потерплю, да и в какую инстанцию могут обратиться люди, раз Бог предается отдохновению и не потерпит, чтобы Ему в этом мешали. Если бы люди сами захотели, они могли бы стать великими, но им обязательно потребовалось оставить тропу культуры и последовать за соблазнами идола Мамона и его шлюхи. К этому их никто и никогда не вынуждал, это было, есть и будет их собственным решением и, тем самым, их собственной ответственностью, от которой их никто не может освободить, к каким бы придиркам и изощрениям они ни прибегали, когда предстанут перед моим Судом, ибо ответственность есть цена свободы, а я предъявлю счет, который должен быть погашен полностью и без отсрочек.