Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [149]
Еще больше проблем возникает, если задумываться над природой Иисуса и задаваться вопросами, является эта природа человеческой или Божественной, а если и той и другой, то в каком они соотношении. Я на эту тему высказываться не хочу, ибо мне до этого нет дела; пусть же Бог откроется сам, когда пожелает, но Он убедительно молчит и, очевидно, имеет на то Свои основания.
Иногда я думаю себе, что Бог потому и молчит, чтобы люди размышляли о Нем, ибо в этом случае они затеряются мыслями в бесконечных просторах метафизики и не станут участвовать в необходимом усовершенствовании моего мира, что вполне соответствовало бы Его стратегии в борьбе со мной. Но, возможно, Он молчит, так как отлично знает, что люди все равно не поймут Его. Будучи метафизическим существом, следует соблюдать большую осторожность в общении с людьми; я в этом деле приобрел печальный опыт. Таким образом, для нашего брата лучше поменьше и пореже говорить с людьми и при этом учитывать, что у людей рождаются и собственные мысли, правда, эти мысли часто бывают забавными, и остается только удивляться, к каким только идеям не приходят люди.
Сын Божий, хотя рожден из двух природ, только в одной пребывает, а именно в Божественной, говорили одни и потому называли себя монофизитами (монофизитство — христологическая ересь, сущность которой состоит в утверждении, что Христос, хотя рожден из двух природ или естеств, не в двух пребывает, так как человеческая природа стала только принадлежностью Его божества и лишь мысленно может различаться от божественной. — Прим. пер.), другие отвечали со всей убежденностью, что у Него чисто человеческая природа, ведь родился Он от телесного соединения Иосифа и Марии, все прочее — просто легенда и пропаганда. Их назвали антидикомарианитами (отрицали девство Богородицы, полагали, что кроме Иисуса у Нее было несколько детей от Иосифа. — Прим. пер.), однако с самого начала было ясно, что религия с таким сложным названием не будет иметь успеха, даже если она будет вербовать сторонников тем, что религиозные ритуалы совершаются в обнаженном виде в полной темноте и при этом можно испытать любой вид наслаждения, но это мало помогло им в дальнейшем.
Во всяком случае, все больше людей занимались вопросом, в каких родственных отношениях состоят Бог и Иисус, ведь положение, что Один — Отец, а Второй — Сын, ничего не дает, так как, в любом случае, между ними находится нечто третье, а именно Мария, которую потом, спустя долгое время после рождения Иисуса, назвали Девой Марией, а коль скоро Бог избрал этот путь, то в Иисусе — во всяком случае, во время пребывания на земле — содержалась надлежащая часть человеческой природы.
Некоторые, которых называют арианами, утверждали, что Иисус хотя и божествен, но все-таки отделен от Бога и подчинен Ему, в то же время другие, которых на Востоке называют сабеллианами, а на Западе патрипассианами[211], видели в Иисусе форму проявления Бога, следовательно, Он одновременно мог быть и Иисусом, т. е., точнее говоря, не Иисус, а сам Бог лично скончался на Кресте, что само по себе неправильно, ибо на Кресте — и я уже об этом говорил — был распят человек по имени Симон Киринеянин. Другие же настаивали на совершенно ином мнении, и все были сильно возбуждены, будто благо и страдания мира зависели от того, насколько точно будет известно, как связан Отец с Сыном (и наоборот).
Наконец, правда с небольшой помощью с моей стороны и в ответ на настоятельные просьбы сильных мира сего, которым, естественно, никто не хотел противоречить, согласились на компромисс, который большинству людей не был до конца понятен, несмотря на подробные толкования. Однако с помощью государственной власти его сумели протолкнуть, ведь хотя не всегда можно добиться цели разящим мечом, но в данной ситуации этого было достаточно, тем более что некоторые люди уже тогда заявляли, что они лучше дадут голову на отсечение, чем откажутся от своей веры, потому-то их не только называли ацефалиями, т. е. «безголовыми», но иногда при помощью меча таковыми и делали.
В моем понимании, этот компромисс, к которому в конце концов пришли, чрезвычайно сложен и, как уже говорилось, труден для понимания, ибо что можно думать, если в одной личности Иисуса предполагается одновременно две природы — Божественная и человеческая в равной степени, причем от последней нельзя отказываться ни в коем случае, иначе напрасными окажутся все усилия показать, что метафизическое существо, по крайней мере, один раз встало на сторону людей и на себе познало все лишения человеческой жизни. Из этого постарались сделать вывод, что этот Бог более милостив к людям, чем все другие, поскольку Он Сам однажды был таким же, как они, что с точки зрения логики привело в итоге к успешному привлечению последователей «Новой религии», ибо люди всегда хотят подвести все под свой масштаб.
