Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [144]

Истины (тут мне вспомнился один из тезисов Ницше) — это иллюзии, о которых забыли, что они иллюзии. В случае с Историей действует общепринятое допущение, что нет в ней ни движущей силы, ни цели, к которой она движется, по крайней мере, нет целей, которые лежат вне человечества, как такового, или, можно выразиться так, История свершается согласно имманентной, а не трансцендентной динамике. Но это, как уже сказано, всего лишь допущение, которое хотя и оправдало себя многократно в прошлом, но отнюдь не означает, что так будет и в будущем, не говорит это также ничего о том, что мы, возможно, не слишком пристально вглядывались, чтобы разглядеть действие трансцендентных сил. Сущность тайных сил в том и состоит, что они не сразу бросаются в глаза. Разве Платон не говорит о том, что мы сидим связанные в пещере, где можем познать только тени подлинного мира, причем только те, которые нам показывают неназванные властители этой пещеры? И что мы не хотим верить даже тем, кто своими силами освободился от оков и увидел снаружи истинный свет и теперь вернулся назад и, исполненный гордости и энтузиазма, рассказывает нам об этом?

И хотя я, собрав воедино все то, чем богат мой рационально воспитанный дух, упирался, но должен был все-таки признать, что от этих тезисов исходили странные чары, от которых я с трудом смог освободиться. Не так уж мне было важно, насколько возможно было бы доказательство или опровержение теории о скрытом господстве внеземных сил, что в любом случае потребовало бы неимоверного труда. Однако еще более сильное впечатление произвело на меня то обстоятельство, что, по меньшей мере, вера в эти теории смогла возыметь такую власть над людьми и соответственно над их историей. Что людьми управляют не только их интересы, но и в еще большей степени их восприятие, то, во что они верят, это нам все более наглядно демонстрирует история вплоть до сегодняшнего дня. В этом смысле мы по-прежнему живем под властью магии, одна только наша вера способна творить чудеса, если только она достаточна сильна. Так думал я как-то вечером.

Той ночью Йессе очень старался рассказать мне не только подробности из истории Братства, но и убедить меня в том, что каждый человек, который хочет быть порядочным, не может не поддерживать Братство душой и телом. Поэтому я должен наконец внести свой вклад и отдать оригинальные дискеты, если они у меня есть. Это он постоянно вставлял в свою речь. Ведь не собираюсь же я провести остаток своей жизни, сколько бы она ни продолжалась, добавил он со странной ухмылкой, с сознанием вины, что я фактически поддержал козни Зла.

Нет, так ответил я ему, ни при каких обстоятельствах это не соответствует моим интересам. Но потом я добавил, что стремясь лучше услужить Братству, я хочу теперь узнать поточнее, почему оригинальные тексты Б. Кемпфера имеют такое большое значение. И я не стал скрывать, что предыдущие объяснения меня никоим образом не удовлетворяют, ибо мне пока еще неясно, как можно из анализа и экстраполяции именно этих текстов вывести ход будущего развития мира. Все же именно я досконально читал их и со всей тщательностью делал их литературную обработку. При этом кое-что показалось мне необычным, но совсем не то самое предполагаемое универсально историческое значение. И поскольку я не желаю больше слушать о том, что для правильной оценки информации необходимо сначала достичь более высокого уровня просветления, то, будьте любезны, откройте мне, наконец, во всех подробностях, о чем же собственно идет речь.

Это удивило Йессе меньше, чем я предполагал. Он опять посмотрел на меня с той самой странной улыбкой и сказал, что я, наверное, глубже освоил материал, чем это предполагали в Братстве. Там сложилось мнение, что меня интересуют только деньги, что хотя и сделает сделку дороже, но упростит ее. Об этом Йессе не стал умалчивать. Ведь Братство жадно только по отношению к информации о деятельности, добавил он с улыбкой. Он, Йессе, под свою ответственность рассказал об истории и деятельности Братства больше, чем это обычно допустимо, но он уже знал, что я отношусь к числу тех, кто ведет поиск, и что деньгами меня можно поддразнить, но не переубедить.

Я дружелюбно кивнул ему, хотя ни капли не сомневался, что такими репликами он всего лишь хотел мне польстить. Помимо этого я, казалось, вывел одно из важнейших правил данной игры, заключающееся в том, что в любом случае, всегда, при любых обстоятельствах необходимо оставаться вежливым и дружелюбным, независимо от того, насколько критической окажется ситуация. И я последовал этому правилу, хотя бы для того, чтобы не показать Йессе, поддался я на его лесть или просто хочу оставаться в рамках этой игры. Я по-прежнему не собирался упрощать ему задачу, хотя полностью отдавал себе отчет в том, что долго мне такой тактики не выдержать.

Но пока еще мы не зашли далеко, и я снова спросил Йессе о причинах такого интереса к оригинальным дискетам Б. Кемпфера, сразу же добавив, что с моей стороны, конечно, есть полное понимание того, что он не хочет освещать все детали, но некоторые, вполне определенные вещи он мог бы мне открыть. Йессе ответил не сразу и какое-то время смотрел на меня в упор так, что у меня стало возникать ощущение, что я зашел слишком далеко. Однако потом, когда я уже почти решился передать ему дискеты и попросить взамен небольшое вознаграждение, Йессе неожиданно сказал, что речь идет в первую очередь о языковом анализе текстов, причем не лежащего на поверхности смысла, а присутствующих в нем, по всей вероятности скрытых, специальных кодов. Ведь не исключено, что этим текстом Б. Кемпфер хочет передать послание, которое расшифровать можно, только обладая оригинальными дискетами, а стало быть, оригинальным текстом.