Тоска по дому - [123]
– Да ну? Когда?
– Тут была целая история. Он сбежал из дому, и его нашли в каких-то развалинах, в вади. Короче, они решили переехать в Австралию, прямо сейчас. Йотам с матерью уезжают в воскресенье. Отец – вскоре за ними.
– Вау. Значит, если я хочу с ним попрощаться…
– Тебе пора собирать вещи.
– Можешь повторить еще раз?
– Что повторить?
– Что мне пора собирать вещи.
– Зачем?
– Затем, что я люблю твой голос.
– А что еще ты во мне любишь? Уже девять погибших, кстати.
– Много. Вчера мне снилось, что мы трахаемся в музее Израиля.
– В музее Израиля?
– Да. В разделе археологии. Где все эти коричневые черепки.
– Интересно. Я бы предположил, что ты захочешь заняться этим на фотовыставке.
– Я же свой сон не выбирала. Кстати, я закончила проект.
– Как? Так быстро?
– Я всегда знала, что, как только появится идея, на остальное потребуется не больше недели.
– Грандиозно. Рад за тебя.
– Странно, ты знаешь, я была уверена, что буду на седьмом небе от счастья. Но пока я чувствую только опустошенность. Может, потому, что ты этого еще не видел.
– Да ну, вряд ли.
– Нет, правда. У меня такое странное чувство, что, пока ты не увидишь мою работу, она не считается.
– Так приезжай.
– Но…
– Что – но?
– Я читала в одной американской книге по саморазвитию, которую нашла в теткиной библиотеке, что тоска по другому человеку – недостаточно веская причина, чтобы к нему вернуться.
– Что ты имеешь в виду? Если не тоска, то что может быть причиной?
– Там написано примерно следующее: «Тоска сладка. Но чтобы возвращение не стало началом следующего расставания, должны произойти подлинные изменения в системе отношений».
– Это книга для американцев, да?
– Амир, в самом деле, будь серьезнее.
– Я совершенно серьезен. У меня много новых мыслей, но мне кажется, это не телефонный разговор.
– А если я сейчас вернусь, а через две недели мы оба почувствуем, что задыхаемся?
– Если мы будем собой, то не задохнемся. Если каждый из нас перестанет выдумывать другого, как мы делали вначале, у нас есть шанс. К тому же мы сейчас в стадии черновика. Мы имеем право ошибаться. И начинать снова и снова.
– Вечно ты со своими красивыми словами.
– Я правда так чувствую. Кроме того, Йотам будет очень рад, если ты вернешься. Он все время жалуется, что, с тех пор как ты ушла, ему со мной не так весело. И Сима часто спрашивает о тебе.
– Что ты со мной делаешь? Даже не верится. Я дала себе слово: позвоню, чтобы услышать, что ты в порядке, и сразу отключусь.
– А я дал себе слово, что, если ты позвонишь, я буду вести себя, как последний мерзавец.
– И?
– По-видимому, связь между нами крепче, чем мы думали.
– Может, она слишком крепкая? Может, нам лучше общаться на расстоянии?
– Возможно. Когда ты приедешь?
– Что ты пристал?
– Так когда?
– Скоро.
– Скажи, когда точно, чтобы я успел развести в доме бардак. Чтобы ты чувствовала себя комфортно.
– Очень смешно.
– Ладно, пора заканчивать. У меня встреча на лестнице Симы и Моше.
– На лестнице? И что за встреча?
Заслышав быстрые шаги Ноа, я в темноте улыбнулась самой себе и сказала: «Так я и знала». Терпеть не могу тех, кто говорит «Я так и знал» постфактум, когда все закончилось, ведь для этого большого ума не требуется. Но на этот раз я действительно знала, клянусь. До отъезда Ноа я знала Амира только по ее рассказам и своим снам. А это не лучший способ знакомства. Взять к примеру Дорона, мужа Мирит. Перед тем как привести его к нам в дом, она рассказывала о нем самые невероятные истории: какой он умный и ответственный, какой надежный. Но мне достаточно было один раз увидеть его, чтобы понять: он из тех мужчин, которым всегда нужна новая женщина, притом такая, что будет смотреть на него с обожанием, иначе он увянет. Так вот, только ближе узнав Амира, когда мы вместе искали Йотама и он рассказывал мне про магниты, я кое-что поняла про него и Ноа. Они похожи. Разумеется, не внешне – хотя и внешне немного, – а характерами, как будто они из одной деревни. Нет. Из одной страны, в которой они – единственные граждане. Когда я с ним разговаривала, то временами мне казалось, что я разговариваю с ней. И дело не в словах, которые они произносят. Дело в мелодии. Как будто у них в душе звучит одна и та же музыка. Взять, скажем, Моше и меня. Наши с ним мелодии – самые непохожие в мире. Моя – радостная и нетерпеливая, чуточку нервная. Его мелодия – неторопливая, приятная, как медленная песня. Не знаю, насколько удачно сравнение с мелодией. Во всяком случае, когда Ноа поднялась по ступенькам, я затаила дыхание и по звукам попыталась понять, что сейчас происходит: они обнимаются? Крепко или слегка? Целуются? Как? Вежливо, в щечку, или по-настоящему? Они пошли по коридору, и я подумала: наверное, он идет первым. Ведет ее, как гостью. А она держит дистанцию, чтобы не наступить ему на ногу. Вот я слышу их смех. По-видимому, она все же наступила ему на ногу.
Не могу сказать, что не испытала укола ревности, когда услышала, как у них открылась дверь. И сразу закрылась.
Не могу сказать, что не рисовала в воображении, как поначалу они стесняются друг друга, как садятся на диване чуть поодаль друг от друга, а потом в ходе разговора она касается его, а он – ее.
1998 год. Четверо друзей собираются вместе, чтобы посмотреть финал чемпионата мира по футболу. У одного возникает идея: давайте запишем по три желания, а через четыре года, во время следующего чемпионата посмотрим, чего мы достигли? Черчилль, грезящий о карьере прокурора, мечтает выиграть громкое дело. Амихай хочет открыть клинику альтернативной медицины. Офир – распрощаться с работой в рекламе и издать книгу рассказов. Все желания Юваля связаны с любимой женщиной. В молодости кажется, что дружба навсегда.
Состоятельный американский еврей Джеремайя Мендельштрум решает пожертвовать средства на строительство в Городе праведников на Святой Земле ритуальной купальни – миквы – в память об умершей жене. Подходящее место находится лишь в районе, населенном репатриантами из России, которые не знают, что такое миква, и искренне считают, что муниципалитет строит для них шахматный клуб… Самым невероятным образом клуб-купальня изменит судьбы многих своих посетителей.
Герои этой книги живут на трех этажах одного дома, расположенного в благополучном пригороде Тель-Авива. Отставной офицер Арнон, обожающий жену и детей, подозревает, что сосед по лестничной клетке – педофил, воспользовавшийся доверием его шестилетней дочери. живущую этажом выше молодую женщину Хани соседи называют вдовой – она всегда ходит в черном, муж все время отсутствует из-за командировок, одна воспитывает двоих детей, отказавшись от карьеры дизайнера. Судья на пенсии Двора, квартира которой на следующем этаже, – вдова в прямом смысле слова: недавно похоронила мужа, стремится наладить отношения с отдалившимся сыном и пытается заполнить образовавшуюся в жизни пустоту участием в гражданских акциях… Герои романа могут вызывать разные чувства – от презрения до сострадания, – но их истории не оставят читателя равнодушным.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.