Тихая гавань - [28]

– Да уж, действительно забавно! Но я была счастлива просто в качестве замужней женщины.

Во многом она по-прежнему оставалась француженкой. Офелию вполне устраивала роль «второй скрипки». Правда, сама она называла себя «группой поддержки», и, в сущности, так оно на самом деле и было. Именно поэтому их брак продержался столько лет. Тед нуждался в ней, она выполняла роль связующего звена между ним и внешним миром. Офелия – единственная, кто поддерживал его в черные дни. И вот теперь она осталась одна, и вокруг никого, кто бы сделал то же самое для нее, – кроме Пип.

– Я думала о том, чтобы подыскать себе работу. Нет, если честно, то об этом думают другие. В основном– те, с кем я занимаюсь в группе. Ну и моя близкая подруга, конечно. Они считают, что мне нужно отвлечься. В конце концов, Пип целый день в школе, а у меня не так уж много дел.

Теперь, когда Теда и Чеда больше нет, ее миссия окончена. С Чедом, с его вечными приступами раздражительности было столько проблем, что Офелии приходилось крутиться как белка в колесе. Да и Тед требовал постоянного внимания. А вот Пип – нет; она весь день была занята – днем в школе, а конец недели девочка обычно проводила с приятелями. С самых первых дней она – удивительно самостоятельная и независимая личность. И вот сейчас Офелия чувствовала, что потеряла не только семью и любимое дело.

– Да и потом – чем мне заняться? У меня ведь нет никакой профессии, – задумчиво проговорила она.

– А что вас интересует? – живо спросил Мэтт, украдкой бросив на нее взгляд. Он продолжал рисовать, и Офелии это почему-то нравилось. Благодаря этому у нее не возникало чувства, будто ее допрашивают. Ей было легко и приятно рассказывать ему о себе – так же как раньше Пип.

– Забавно, но я давно уже не занималась тем, что бы мне хотелось делать. Понимаете… дом, муж, дети. А Пип нуждается во мне гораздо меньше, чем муж и сын.

– Зря вы так думаете, – негромко бросил Мэтт. Ему очень хотелось открыть ей глаза, сказать, какой одинокой чувствует себя ее дочка, но он не решился. – А как насчет того, чтобы поработать добровольцем в какой-нибудь благотворительной организации?

Дом, который они здесь снимали, и собственный самолет мужа наводили на мысль, что в деньгах они не нуждаются.

– Я об этом уже думала, – кивнула Офелия.

– Раньше я вел уроки живописи в интернате для психически больных детей. Это потрясающе, уверяю вас. Мне Кажется, это лучшее, что я делал в своей жизни. Правда, не я их учил, а они меня. Учили терпению, мужеству, любви к жизни. Но потом я переехал сюда, и с уроками было покончено.

На самом деле все обстояло несколько сложнее. Когда Мэтт понял, что отлучен от детей навсегда, он впал в глубокую депрессию, и от уроков пришлось отказаться. А к тому времени, как он оправился, ему так понравилось одиночество, что не захотелось ничего менять. Он даже практически перестал бывать в городе.

– Люди с психическими расстройствами часто бывают весьма неординарными личностями, – мягко проговорила Офелия.

То, как это было сказано, заставило Мэтта внимательно посмотреть ей в лицо. И по выражению ее глаз он сразу понял, что она знает об этом куда больше, чем говорит. Глаза их встретились. И Мэтт отвернулся, почувствовав в груди холодок. Что-то подсказывали ему, что спрашивать не стоит. Но Офелия почувствовала его замешательство.

– Мой сын страдал маниакально-депрессивным психозом… потеря ориентации… Он был мужественный мальчик… но в последний год он дважды пытался покончить с собой.

Сказанное ею было знаком огромного доверия. Но теперь Офелия, так же как и прежде Пип, подсознательно чувствовала, что Мэтту можно доверять. И его молчаливое сочувствие приятно на нее подействовало.

– А Пип знает?.. – Его явно потрясло то, что он услышал.

– Да. Для нее это тоже было нелегко, тем более что во второй раз его обнаружила именно Пип. Это… это было ужасное зрелище.

– Бедная малышка! Несчастные дети… Как же так?

– В первый раз вскрыл себе вены. Слава Богу, неудачно, так что все обошлось. А во второй – попытался повеситься. А Пип вошла что-то спросить и обнаружила его. Он уже начал синеть. Еще немного, и все было бы кончено. Она помчалась за мной, мы вынули его из петли, и тут сердце перестало биться. Я делала ему искусственное дыхание. Потом приехала «скорая помощь». Й счастью, его удалось спасти. Пришлось делать дефибрилляцию… Сигнал появился не сразу. Это было ужасно!

Вспоминать об этом до сих пор очень мучительно. Ей и сейчас порой снилось, как она вынимает сына из петли.

– В последнее время ему стало лучше. Вот поэтому я и настояла, чтобы он полетел в Лос-Анджелес вместе с отцом. У Теда была назначена какая-то встреча, и мне хотелось, чтобы Чед немного развеялся. Им ведь не так уж часто доводилось бывать вместе. Тед вечно был занят. – «И к тому же не хотел видеть, что творится с сыном», – добавила она про себя. Но вслух ничего не сказала. Даже после двух попыток самоубийства Тед упрямо твердил, что у сына, дескать, просто способ привлечь к себе внимание. Офелия пыталась объяснить, что во всем виновата болезнь, но он только отмахивался.