Теория фильмов - [69]
Цифровые изображения, напротив, существенно отличаются. Они имеют принципиально иные отношения с миром и, как следствие, изменяют когнитивный процесс, посредством которого мы воспринимаем такие изображения. В свою очередь, это подразумевает другой набор отношений. В то время как фильм «удерживает нас в настоящих отношениях с прошлым и поддерживает нашу веру в прошлый мир посредством качеств автоматической аналоговой причинной связи, цифровой экран требует от нас признания других посредством эффективной коммуникации и обмена: я мыслю, потому что я существую в настоящее время обмена с другими, не присутствующими в одном со мной пространстве» («Виртуальная жизнь» 179). Хотя кино все еще возможно в эру пост-фильма, этот новый тип отношений становится все более выраженным. Цифровые медиа функционируют в первую очередь как форма коммуникации, в которой информация считается ценной лишь в качестве единицы обмена в рамках логики непрерывного кругооборота.
Именно из-за этого сдвига Родовик делает такой акцент на теории фильмов. Теория фильмов представляет собой свод идей, посвященных пониманию важности фильма во всей его специфике. В том случае, если медиум перестает существовать, этот свод идей может нам многое рассказать, как о сложности того, что было раньше, так и о степени различия с тем, что пришло ему на смену. По словам Родовика, даже если восстановить фильм в виде цифровых изображений, «сохраняются основные вопросы и концепты теории фильмов, и мы должны обратить особое внимание на то, как они характеризуют определенную историю мысли, как их можно использовать для переосмысления этой истории, и как они составляют основу для критического анализа новых и старых медиа. В то же время ключевые концепты теории фильмов реконтекстуализируются такими способами, которые расширяют и усложняют их критические силы» («Виртуальная жизнь» 188). Прямо выступая против всей той враждебности, которая окружала пост-теорию и настаивала, что теория клонится к закату, Родовик утверждает, что в настоящее время теория обладает большей критической силой, чем когда-либо прежде. Это объясняется тем, что изображения — и свидетельством тому, безусловно, является огромное распространение цифровой культуры — настолько глубоко укоренились в нашем обществе и нашей способности осмысливать общество, что больше уже невозможно мыслить без изображений и, если брать шире, без истории осмысления кинематографических изображений. В этом отношении теория фильмов может многое внести не только в исследования фильма или медиа в частности, но и в продвижение философии, культуры и критического мышления в целом. Название следующей книги Родовика «Элегия к теории» подчеркивает его горькие сожаления, самое настоящее оплакивание преждевременной кончины теории фильмов и неспособности этой области воссоздать ее заново в рамках более крупного интеллектуального проекта. Однако Родовик использует элегию и в другом смысле, как песнь восхваления: «Когда чувствуешь, что ты в конце чего-то, это вдохновляет на осмысление его целей, что может повлечь за собой защитную позицию по отношению к прошлым воплощениям, ностальгию, тоску по лучшим дням или тревогу перед неопределенным будущим. Однако времена неясных целей и исторического самоанализа предлагают другое возможное направление. “Прошлое теории — свидетельство того, что у теории есть будущее”» («Элегия» 207).
Теория фильма существенно изменилась за свою столетнюю историю, и трудно сказать, какую форму она может принять в будущем. Совершенно очевидно, что теория фильмов и предмет ее исследований тесно переплетаются. Именно фильм побуждал различных мыслителей, ученых, критиков и людей искусства задавать фундаментальные вопросы: Что такое кино? Для чего оно служит? Почему оно столь важно? На протяжении всей истории теории фильмов ответы на эти вопросы звучали с точки зрения эстетики, психологии, культуры, политики и так далее. Но что более важно, разнообразные идеи и труды, появившиеся в области кино, наполнили знания главным смыслом — создали описания и объяснения, которые подготовили почву для дальнейших дискуссий, анализа и размышлений. Этот материал был настолько успешным, что стал частью более широкого диалога. Он нашел столь широкий отклик, что ему удалось сказать то, что в других обстоятельствах сказать было бы невозможно, и сформулировать то, что, по сути, исключалось существующими предположениями и культурными стандартами. Тот факт, что фильм уступил место кино, движущимся изображениям и цифровым медиа, в более широком смысле означает, что теория фильмов теперь находится в странном затруднительном положении. Это — свод знаний, при этом отсутствует объект, однако, как утверждает Родовик, такая ситуация может вызвать к теории еще больший интерес на дальнейших этапах ее развития.
Таким же образом, как теория фильмов тесно переплетается с объектом своих исследований, интеллектуальный дискурс целиком и полностью зависит от исторического контекста. Он изменился, так как изменился медиум, в частности, изменились индустриальные условия его производства и распространения, а также способ, время и условия его рассмотрения теоретиками. Он изменился, поскольку изменились теоретики, которые его написали. И он изменился, поскольку изменились его читатели. Самая большая проблема первых теоретиков заключалась в том, что они писали о медиуме, который обладал спорными достоинствами. Сегодня теория фильмов — это часть установившейся области научных исследований. В этой связи теоретики фильма пользуются преимуществами институциональной стабильности, равно как и поддержкой профессиональной ассоциации и другими академическими ресурсами. Это также означает, что теория фильмов — очень специализированный научный дискурс, подчиняющийся специфическим стандартам, которые делают его неясным или недоступным для широкой аудитории. На протяжении большей части второй половины двадцатого века теория фильмов была также тесно связана с целым рядом социальных и политических движений. Существовала убежденность в том, что можно не только писать о кино, но и делать это таким образом, чтобы изменить его к лучшему, и такими способами, которые способствовали бы более широким формам социального прогресса. Теория фильмов продолжает преображаться, и ее непреходящая актуальность отчасти будет зависеть от ее способности найти общий язык как со своим прошлым, так и со своим настоящим. До тех пор, пока существуют изображения, всегда будет основание для теории, но то, что эта теория сможет сделать, будет зависеть от тех, кто возьмет на себя эту задачу.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.