Первая незамещаемая функция (по фазе атаки) — действия БМП в качестве легкого танка. При этом, по факту, осуществляется сопровождение основных боевых танков огнем по тем целям, по которым дорого и неэффективно стрелять из танкового вооружения. Неэффективно еще и в том смысле, что, разместив соответствующее оружие и боекомплект на танке, мы его «раздавим» как сбалансированную систему.
Вторая функция (в качестве носителя капсулы с пехотой) — это доставка бойцов в относительной «целости и сохранности», но не на рубеж атаки в пешем строю, как это делал БТР, а непосредственно в опорный пункт противника. Где, по Людендорфу, только пехота и может завершить атаку.
Без особых проблем БМП, как и БТР, может выступить в роли машины непосредственной поддержки спешенной пехоты, разумеется, при условии приличной радиосвязи этой пехоты со своей машиной. Характерно, что в нашем боевом уставе такое применение БМП специально оговаривалось для случая, когда атака ведется на слабого противника. То есть как второстепенная функция.
Исполнение двух главных ролей БМП — в качестве легкого танка сопровождения и носителя капсулы с пехотой — в машинах первых поколений было в какой-то мере достигнуто и закреплено в боевом уставе. Однако за рамками основного технического решения первых БМП остались два «периферийных» вопроса. А именно: где жить пехоте и что она должна делать в машине с рубежа атаки до момента спешивания?
Оба этих вопроса крайне существенны не только в плане «гуманизма вообще», но и в чисто военном аспекте. Потому что в зависимости от того, какой на них будет дан ответ, мы будем высаживать в опорный пункт противника очень разных бойцов. Если «полярно», то это будут либо «квелые полутрупы», либо «суворовские богатыри».
При разработке БМП первых поколений ни один из Заказчиков, предполагая воевать в «ядерном аду», не сумел прийти к четкому ранжированию функций этих машин. Поэтому требования к реализации незамещаемых функций оказались уравнены, во-первых, с требованием обеспечить пехоте возможность ведения боя не спешиваясь и, во-вторых, с желанием сделать БМП домом для пехоты. С кухней, кладовой, спальней и отхожим местом. В итоге получилась дикая мешанина приоритетов, поглотившая в себе боевую основу машины, что привело к ее существенной «инвалидности» при технической реализации.
Национальные особенности это только подтверждают. Речь идет, например, об изначальном отсутствии стрелковых амбразур на французской АМХ-10 и их исчезновении на «Бредли». Еще одной иллюстрацией может служить история, когда в Великобритании отказались от попытки вместо одной БМП создать тандем из легкого танка «Скорпион» и бронетранспортера «Спартан».
У нас, наследников византийцев, расширение и смешение функций назначения БМП было сделано не прямо, а уклончиво. Например, в части ведения боя с машины в ТТЗ задавался состав боекомплекта десанта, число и геометрические характеристики амбразур и дополнительных стрелковых установок, но ни слова не было сказано прямо об их желательной эффективности. В части обитаемости требования наращивались шажками, но «без сантиментов», что в итоге должно было превратить БМП по уровню автономности в космическую станцию.
Специально хочу подчеркнуть: да, и у американцев указанные выше подходы тоже наблюдаются. Точно так же, как и у нас, собственно пехота, сидящая в «Бредли» (при не заваренных и не заставленных ЗИПом амбразурах), может, не спешиваясь с нее, вести только один вид боя — «последний», т. е. отстреливаться, когда потерявшая подвижность машина превращается в не очень надёжный блокгауз, осаждаемый кровожадными дикарями с РПГ.
Насколько мне известно, в мировом танкостроении не было серьезных попыток дать всему десанту возможность вести действенную стрельбу из идущей в атаку машины. Оно и понятно. Только теперь, с прогрессом микроэлектроники и компьютерных технологий, начали как- то просматриваться технические решения, позволяющие каждому из десантников вести в какой-то мере прицельную и действенную стрельбу.
«А вообще-то для чего был нужен огонь десанта с машины?» Обычно на этот вопрос следовал ответ: «Для подавления противника». А самые знающие люди поясняли: «Важно было не столько задавить противника морально, сколько в стрессовой ситуации психологически разгрузить десант, заняв людей в общем-то бессмысленным, но азартным делом». Вот этим пониманием и объясняется снисходительное отношение наших полководцев к мало действенному огню десанта из БМП.
Теперь о дополнительном оружии БМП, т. е. о курсовых пулемётах БМД-1 и БМП-3, пулемете на крыше «Мардера» и т. п. В безостановочной атаке и эти нестабилизированные установки способны лишь давить на нервы противника. Конечно, можно, скажем, БМД-1 построить, как пехоту, в две цепи и атаковать «волнами»: одна цепь с места «поливает» противника из курсовых пулеметов, другая делает стремительный бросок вперед. Но такой тактический прием по крайней мере вдвое снижает темп атаки и даёт рост потерь машин.
Однако хуже другое. При высадке десанта либо установки останутся без операторов, превращаясь в бесполезный груз, либо существенно сокращается спешенная группа. При этом тяжесть решения, кого спешить, а кого оставить, ложится на командира, мало у него забот. Когда конструктивно обеспечено, что управление курсовыми установками можно передать водителю, это также не есть здорово: и огонь никакой, и подвижность страдает. Полагаю, что исчезновение многобашенных танков, а затем и курсовых танковых пулеметов должно нам о чем-то говорить.
