Театр ужасов - [98]
– Аккуратней, обалдуи! – гаркнул Шпала. – Нам сейчас нотариуса принимать.
– Бедненькая наша, – сказала ее подруга, подняла голову с пола, отряхнула, поцеловала и подала Кустарю.
– Да все нормально, Шпалик, – отвечал Кустарь. – Закреплю сейчас получше… Небольшая заминка… Сейчас все будет тип-топ!
– Смотри у меня, чтоб больше таких накладок не было.
– Хотели нашего друга немного разыграть, – сказал Эркки и помахал мне рукой манекена. – Умерла прошлой ночью, – сказал он, будто это могло объяснить этот фарс.
– Да, – подтвердил Шпала. – Неприятная история. Ничего, выкрутимся… Так сколько мы тебе должны?
– Триста, – проговорил я, жалея, что не сказал изначально пятьсот.
Шпала отсчитывал деньги, уже хотел их отдать, как послышался гулкий стук. Я аж подпрыгнул. Удары!
– Закрой дверь, – страшным шепотом скомандовал мне Шпала, и я бросился к замку, взялся за ручку, не зная, как закрыть дверь.
Опять смех. Все смеялись надо мной. Я почувствовал себя дураком. Разыграли, говнюки! Шум шел не от двери. Кровать, на которой полулежали, приделывая искусственную голову к манекену, Кустарь и Эркки, ходила ходуном. Что-то билось под ней, волновалось, что-то ползло, усиливая во мне ощущение дурноты, – ну, что там еще? Из-под кровати показался карлик Тёпин.
– Фу ты, мать моя женщина! – запыхался он, встал, потянулся. – Ох! Дышать там нечем, – сказал он, снимая с усов паутинку. – Хоть бы пропылесосили…
– Да сидел бы уж, нормально справляешься, – сказал Кустарь.
– Как там рычаги? Удобно? – спросил Эркки.
– Да удобно, вот только пыль… – Тёпин нахохлился, как воробей, вжал свою громадную голову в плечи и яростно чихнул. – Ох!..
– А ну, быстро полезай обратно! – топнул на него Шпала. – Нотариус уже едет. Не вздумай там чихнуть!
– Эх, служить так служить, – сказал Тёпин.
– Останешься посмотреть? – спросил меня Шпала, давая деньги. – Или поедешь?
– Поеду, – сухо ответил я.
Елозя ногами, карлик полез под кровать.
Только в автобусе я вспомнил, что не вернул двадцать евро пацану. Вспомнил его приоткрытые глаза, стало не по себе.
На следующий день я нашел в себе силы, преодолел отвращение и позвонил Кустарю; рассказал про ружье, вознаграждение, волка…
– Да, да, – отвечал он, посмеиваясь, он слушал невнимательно и не почувствовал драматизма моего рассказа, он смеялся и отвечал невпопад, – да ерунда, брат, все уладим… конечно, пацану двадцать евро… – Ему было не до меня, не до моих волков. – Тут кое-что интересное намечается… Вот Эркки идет… Эркки!.. – И он передал ему трубку.
С ним я разговаривал, едва сдерживая раздражение. Он слушал меня и тоже посмеивался:
– Ну, что ты завелся?.. Во завелся-то, во дает!.. Да не кипятись ты так! Думаешь, мне нравится тут торчать, с этой куклой? Нет, конечно. Дело надо довести до конца. Дал слово. С другой стороны, слышь, это же прикол! – Он хохотнул. – Такой спектакль! Ты бы видел… – Это меня разозлило. Нет уж, я не хотел смотреть их спектакль. – Да будет тебе. Ты бы умер от смеха! – Я сказал, что больше не поеду в Пыргумаа. Я видел волка. – Ну и что? Подумаешь, волка он видел. Я с живым крокодилом в Африке разговаривал, с крокодилом в обличье человека. Это, я тебе скажу, такой ужас, я удивляюсь, что в штаны не наложил. Он сказал, что, ежели мы не приведем гребаное судно в порядок и не отвезем кое-что куда следует, нас всех съедят, понял! Я думал: все, приехали… И смотри, ничего. У меня второе дыхание открылось! – Я спросил, что они собираются делать с телом Нивалиды. И что будет, если обман выяснится? – Откуда мне знать! Мое какое дело? Я слова выдуваю… Ха-ха-ха! Вчера полчаса нотариуса за нос водили. Это был пик нашего мастерства с Кустарем. Она была как живая, клянусь тебе! Настоящая Хозяйка… Он к ней так уважительно – госпожа Кирс, а мы ему… – Послышался хохот. Долго смеялся. Наконец успокоился и сказал: – Для меня как вентролога это высшее, пик!
Премьера нашего фильма состоялась в Нарвском колледже Тартуского университета (при поддержке посольства Германии и Goethe-Institut) в рамках панельного обсуждения визуального искусства и политики на большой конференции, посвященной тридцатилетию падения Берлинской стены. Это было похоже на конгресс сектантов, которые то ли праздновали вознесение очередного святого, то ли ожидали пришествия инопланетян, – все выглядели счастливыми. Нам устроили экскурсию по городу, всюду попадались веселые, улыбчивые люди с особым взглядом, будто ускользающим за горизонт. Свежая краска на асфальте и скамейках наводила на мысль, что нас выгуливали по особо отведенным местам.
Мы показывали фильм в числе семи приглашенных документалистов и местных, было еще два немецких, девушка из Белоруссии, был один питерский начинающий режиссер игрового кино с тремя актерами, и один совсем юный (двадцати еще нет) документалист из города Никеля, что на самой границе с Норвегией, его фильм был о детях и милитаристском воспитании. За ним по заданию приехали тролли и гугушки: гугушки во время показа испускали отвратительные вздохи и как по команде бормотали под сурдинку: «враки», «ложь», «пиздеж» или «бляпиздецговнокакое». Досталось всем, тролли активно срывали круглые столы, не давая российским артистам говорить, обвиняли их в искажении фактов и кричали, что ничего такого, о чем те снимают и говорят, сами тролли в российских реалиях не наблюдают. «Вы все врете! Вы все врете!» – скандировали они.
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Новая книга Андрея Иванова погружает читателя в послевоенный Париж, в мир русской эмиграции. Сопротивление и коллаборационисты, знаменитые философы и художники, разведка и убийства… Но перед нами не историческое повествование. Это роман, такой же, как «Роман с кокаином», «Дар» или «Улисс» (только русский), рассказывающий о неизбежности трагического выбора, любви, ненависти – о вопросах, которые волнуют во все времена.
Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.
Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.
Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.
Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.
В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.
Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…