Театр ужасов - [101]
– И что, ты будешь жить в Пыргумаа? Как там дела, кстати?
– Да кто знает. Пока там с Кустарем расширяемся, много дел, и Шпалик платит реальные бабки, и не надо в поле в маске бегать… Нивалиду похоронили, чин чинарем, проводы устроили, скромная пьянка, Шпала взялся экономить, никакой пальбы, никаких масок…
– Все теперь принадлежит ему?
– Да. Он уже кое-что продал. Хочет продать как можно больше земли эстонцам. Чтобы строились и жили – чтобы не говорили, мол, «русская деревня». Достало, говорит: «русское гетто», «русская деревня». Сколько можно жить, как вошь на лобке! Не знаю, кто ему это втолковал, хочется верить, что он прислушался к моим советам, но у него без меня советчиков хватает. Ну, с воображением у Шпалы всегда было в порядке. Он и тут ведь неплохо развернулся. Придумать такой хоррор – надо воображение иметь. Он и пытал не просто так, а под Marillion! Короче, последний раз он вообще сказал, что хочет привести в Пыргумаа город. Понимаешь? Говорит, мы не станем сидеть на отшибе. Сделаем, говорит, так, что они сами сюда придут. Жить отдельно не имеет смысла. Надо, чтоб здесь жило друг с другом как можно больше людей, всякой всячины, рестораны, супермаркет, уже с литовцами ведет переговоры, предлагает «Максиму» открыть, но, понятное дело, пока людей нет, никто не откроет. Не знаю. Социальный дом для бомжей хочет из административного здания делать, прикинь! Это вообще! Замыслы генеральские. А там посмотрим. Пока по всему видно, крепкий будет Хозяин!
Я вспомнил про волка, но он перебил, рассказал, как они дурили людей с Кустарем, держали под кроватью Тёпина, катали куклу Хозяйки в инвалидном кресле, все подходили, здоровались с ней… Он смеялся, а мне это не показалось смешным, но я подсмеивался… Докурили и поехали. Всю дорогу обсуждали фильм, который ему после монтажа показался чужим. Он придирался: Томилин переставил эпизоды по-своему, откусил там, порезал тут…
– Все не так, как я задумал…
Я не стал говорить, что никто не знал, каким Эркки свой фильм задумывал…
– Даже назвал не так.
Никто не помнил, было ли название… Он и заканчивать его, как мне казалось, не собирался. Это был очень лохматый проект. Эркки с ним сжился… а теперь фильм закончен, и сделал его Томилин. Эркки ревновал и злился.
Мне фильм понравился, и Кустарь, и Костя были довольны. После просмотра Костя подошел ко мне и негромко сказал, что фильм получился сильный и для нашего клуба программный; он удивился тому, как находчиво мы использовали его монологи; нигде еще так громко и полновесно его заявления не прозвучали, как за кадром фильма.
– Я хотел, чтоб было больше личных историй, а он все убрал. – Эркки вздохнул. – Я делал раскадровку, но он все переставил! Все!
Сам уехал, все бросил, а теперь возмущается! Но я только спросил:
– Ты недоволен?
– Да нет, доволен. Гора с плеч…
– Вот и отлично. Томилин проделал огромную работу.
– Да, конечно! Не, он молодец! Дело сделано. Самое главное, дело сделано…
– Вот именно. Дело сделано.
– Да, – согласился он. – Пока другие нас костырили, мы во им! – Заломив правой рукой в локте левую, он показал в окошко шиш и расхохотался ненормальным смехом. – Во! Видали? Вот так! Ха-ха-ха! Что сделали они, все эти клинические комментаторы новостных порталов, что они сделали?.. А мы… О го-го! Документалка! И это важно! Потому что Кустарь в любой момент может все в пепел обратить. Он же такой. Сегодня строит, завтра сжигает. А у нас вот – документальное свидетельство трудов его и наших. Пусть все видят! Мы же не птахи небесные, мы – люди. Все должны знать, что мы жили не так, как все. Правильно я говорю?.. Мы не по струнке ходили все эти годы. Мы боролись!
Я с ним осторожно согласился. Опасаясь, что он опять взорвется, я надвинул шапку на глаза и притворился, что немного отключился. Ехали молча. Затем встали.
– Что там такое? – Он вглядывался, прищуриваясь. – Ничего не вижу…
– Что?
– Что там впереди? Пробка, что ли?
Действительно, впереди была большая дорожная пробка. Двигались какие-то огоньки поперек дороги.
– Дети с фонариками? Сегодня вроде не День святой Люсии…
– Да у нас и не отмечают… Вон полиция… Смотри, патруль стоит. В чем дело? – Эркки тер глаза. – От дорожных огней и всей этой монтажной мутотени у меня стали болеть глаза. Ничего не вижу… Нет, это не дети… Ах, твою мать, вот в чем дело, понятно…
– Что? Что?!
Он изменился в лице, высунулся в окно и крикнул несколько финских ругательств. У меня тоже зрение слабое. Почему он вышел из себя, почему кричит на огоньки? Присмотревшись, я понял: это были не дети с фонариками, это шла колонна людей с факелами и транспарантами. Они бодро пересекали дорогу, видимо, направляясь на митинг. Их было на удивление много. Кое-кто шел между вставшими в пробке машинами и делал отвратительные жесты. Высокий, наголо бритый парень важно прошел в нескольких машинах от нас, он шел задрав нос и нагло ухмылялся, поглядывая на водителей. Его куртка была распахнута. Видны были крупные ключицы, мясистая грудь. На голой толстой шее болтался черный лапчатый крест. Еще один бритый, с вызывающей татуировкой на виске, так же выкатив грудь, шлепал по луже большими военными ботинками на шнуровке. Третий, ростом пониже, в тяжелом кожаном плаще, нес на плече большой флаг. За ними тащилась небольшая ватага парней с девушками, они галдели и помахивали флажками совсем как футбольные болельщики…
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Новая книга Андрея Иванова погружает читателя в послевоенный Париж, в мир русской эмиграции. Сопротивление и коллаборационисты, знаменитые философы и художники, разведка и убийства… Но перед нами не историческое повествование. Это роман, такой же, как «Роман с кокаином», «Дар» или «Улисс» (только русский), рассказывающий о неизбежности трагического выбора, любви, ненависти – о вопросах, которые волнуют во все времена.
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.