Тайны кремлевской любви - [23]

К этому базису следует свести и главную основу монашеской жизни — институт безбрачия, если мы хотим понять это явление в его сущности, в его исторической обусловленности и, следовательно, уяснить себе его конечные последствия. «Просвещенные» идеологи объясняют этот институт не менее ошибочно и превратно, как и факт господства над людьми монастырей и монахов…

Безбрачие монахов и монахинь является отнюдь не заблуждением человеческого ума, а «неизбежным последствием определенных данных общественных условий». Безбрачие обитателей монастырей доказывает «не то, что их основатели были идиотами, а только то, что экономические условия порой бывают сильнее законов природы». Что же это были за принудительные экономические условия? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить историю возникновения монастырей. Правда, последние имели разные корни и разные отправные точки, однако в большинстве случаев они были первоначально союзами бедняков, объединившихся для более удобной борьбы за существование. То был античный «ойкос» на более расширенной основе.

Вот почему большинство монастырей существовало за счет ручного труда, и наиболее выдающиеся основатели монастырей той эпохи — Антоний, Василий, Бенедикт Нурийский — прямо вменяли труд в обязанность членам общины.

Как экономические организации — а ими в первую очередь и являлись монастыри — они представляли собой не что иное, как попытки «силами самих участников разрешить социальный вопрос для ограниченного круга людей». Если эти чисто хозяйственные организации выступили под религиозным покровом, то это объясняется как временем, так и тем, что первобытное христианство выстраивалось в своей оппозиции к античному миру на коммунизме. И хотя его осуществление терпело крушение под влиянием тогдашних условий жизни, последние тем не менее «создавали все новых пролетариев, а вместе с тем и все новую потребность в коммунистических организациях». А таковыми и были монастыри.

Самая форма их организации предполагала общее пользование как средствами производства, так и продуктами потребления, ибо общее хозяйство противоречит частной индивидуальной собственности, главным образом частному пользованию средствами производства. Там, где делаются попытки сохранить последние, вся организация очень быстро распадается, как видно из истории всех коммунистических общин. Так как общее хозяйство было продиктовано социальной нуждой, тяготевшей над всеми, нуждой, от которой хотели спастись, то естественно, что старались всеми силами сохранить общее производство. Все было подчинено этому интересу, даже понятия о собственности. Люди отказывались от частной собственности и жили на коммунистических основах. Тому же закону должна была, естественно, подчиниться и регламентация половых отношений. И здесь решающее значение должны были иметь интересы сохранности и целостности хозяйственной общины.

С другой стороны, монастыри возникли в эпоху, когда права собственности и наследования уже находились в развитом состоянии. Отсюда следует, что сохранение или введение брака в монастырях не мирилось с необходимым для их существования коммунизмом, ибо кровная связь всегда сильнее всяких искусственных формаций, а такими искусственными формациями, несомненно, были монастырские общежития. Чтобы избежать этой опасности — а по существу дела ее необходимо было избежать, — монастырям не оставалось ничего другого, как отречение от брака. Кроме членов домашней общины, монахи и монахини не должны были иметь другой семьи».

Из приведенной цитаты нетрудно понять, почему в один прекрасный момент монастыри и монастырские хозяйства стали тормозом на пути прогресса. Экономическое превосходство приносило богатство, которое давало право на эксплуатацию чужого труда. И чем больше было богатства, тем больше развивались последствия освобождения от труда: чувственность, лень, обжорство, пьянство, сладострастие.

В период натурального хозяйства монастыри отдавали излишек своих продуктов бедным, паломникам, нуждавшимся в помощи, лишенным средств к существованию. Благодаря такой благотворительности монастыри стали обществами взаимопомощи с огромным социальным значением. Подобный факт нисколько не ослабляется тем обстоятельством, что монастыри просто не имели другой возможности потратить излишки производимой продукции. Но как только в историю вошло денежное хозяйство и стала развиваться торговля, излишек продукции можно было продать или обменять на деньги. Деньги, в отличие от лишних фруктов, мяса и рыбы, можно было копить.

Постепенно милосердный монах превращался в скрягу. И чем явственнее становилось могущество, доставляемое наиболее выгодно приложимой формой богатства, деньгами и драгоценностями, тем сильнее росла алчность. Так монастыри, а с ними и вся церковь стали терять свое прежнее социальное значение. Из полезного института взаимопомощи они превращались в институт эксплуатации. Этим отрицательным сторонам своей деятельности католическая церковь не могла противопоставить ни одной из тех положительных ценностей, в которых нуждалось европейское общество, вступая в новую эпоху развития.