Тайны кремлевской любви - [25]

О Баварии того же времени: «Во время последней ревизии в Баварии конкубинат (внебрачное сожительство. — В. К.) оказался таким распространенным, что среди духовенства едва ли нашлось три или четыре человека, не имевших наложниц или не живших в тайном браке».

Аббат Руперт в начале XII в. писал: «Те из священников, которые воздерживаются от брака, так как он противоречит законам церкви, тем не менее отнюдь не ведут воздержанного образа жизни, напротив, они ведут себя тем хуже, что никакая супружеская связь не обуздывает их, и они тем легче могут переходить от одного предмета наслаждения к другому».

«Нравственная разнузданность была… правилом, обусловленным исторической ситуацией, — замечает Э. Фукс. — Разнузданность же не знает ни границ, ни удержу. Ее стихия — разнообразие. Так сама собой она всегда доходит до оргии. Тысячи монастырей становились «очагами бесстыдства и всяческих пороков». Нигде культ Приапа и Венеры не был до такой степени распространен. «Монахиня» и «проститутка» были часто синонимами. Одна пословица гласила: «Она монахиня или девка», другая: «Внизу девка, сверху святая», третья: «Когда поп ржет, монахиня открывает ворота». По мнению народа, столь своеобразно логического, на свете вообще не существовало целомудренных монахинь. «Были три целомудренные монашки: одна убежала, другая утонула, третью все еще ищут». Монахи, по общему убеждению, занимаются исключительно скверной и делают это при каждом случае. Пословица говорила: «Монах должен держать кубок обеими руками, а то он будет под столом искать фартук».

Много монастырей были самыми бойкими домами терпимости. По этому поводу сложилось немало поговорок: «Августинка по ночам всегда хочет иметь на подушке две головы», «Во многих монастырях под постелью найдешь всегда пару разных туфель», «Сорная трава растет во всех садах», — сказал приор, когда брат-монах увидел утром у него под кроватью женские башмаки». Тайный секретарь Буркхарт сообщает о Риме: «Почти все монастыри города стали вертепами». И то, что верно относительно Рима, приложимо и ко всему христианскому миру».

Если верить исследователю, женские монастыри ни в чем не уступали мужским. В 1261 г. магистр ордена мендикантов (нищих) Генрих заявлял: «Если монахиня, поддающаяся искушению плоти, нарушит обет целомудрия, то вина ее меньше и она заслуживает большего снисхождения, если отдается клирику, чем если согрешит с мирянином».

Монахи были недовольны конкуренцией мирян и тем, что женские монастыри превращались «в дворянские дома терпимости». Но, как бы там ни было, клирики не позволяли себе оставаться в дураках и, если верить источникам, отличались особой одаренностью в любовных делах, о чем свидетельствуют и многочисленные поговорки: «Он силен, как кармелит», «Он развратен, как брат-тамплиер», «Похотливые женщины чуют кармелита по платью», «Истинного капуцина женщины чуют уже издали».

Последствия развратной жизни в монастырях сказывались в том, что «стены их оглашаются не столько псалмами, сколько детским криком», и те же самые народные поговорки отражают, насколько обычным было это явление: «Странно, что черные куры несут белые яйца», — сказала монахиня, удивляясь, что ее ребенок не похож на черного бенедиктинца», «Никто не застрахован от несчастья!» — сказала монахиня, родив близнецов», «Женский монастырь без родильного приюта то же, что крестьянский двор без стойла».

Мрачными последствиями необузданного монастырского сладострастия стали процветавшие в женских монастырях детоубийства и аборты.

«Что сказать о таких монастырях, где монахини часто рожают детей? — задается вопросом автор «Цим-мернской хроники». — Да поможет им Бог, чтобы дети по крайней мере родились живыми, воспитывались бы во славу Божию и не убивались бы, а то существует слух, будто около таких монастырей имеется пруд, в котором запрещено ловить рыбу неводом и воду из которого никогда не выпускают, а то, пожалуй, найдется кое-что, могущее навлечь на монастырь позор и плохую молву».

Схожие сведения о немецких монастырях можно прочесть у хрониста Дитриха Нимского: «Монахи и монахини живут вместе в монастырях и превращают их в дома терпимости, в которых совершаются самые гнусные преступления. Монахини убивают собственных детей».

Рождение ребенка у «невесты Христовой» считалось величайшим преступлением, поэтому среди монашек процветал культ аборта. В наиболее бесстыдных монастырях монахини, которые готовились стать матерями, подвергались самому ужасному обращению. Поначалу церковь еще испытывала сострадание к матерям. Авиньонский собор, например, запрещал священникам «давать женщинам яд или пагубные снадобья для уничтожения плода». Но когда «бесстыдство церкви стало вопиющей язвой» и стало исходным пунктом требования священников права на брак, церковь уже не имела ничего против того, что ее слуги и служанки старались всячески скрыть последствия разнузданной жизни.

Но если таковыми были нравы монахов, монахинь и низшего духовенства, то можно себе представить, что происходило на верху церковной иерархии.

«Со своим образным языком народ попал прямо в цель, называя известных пап не «его римским святейшеством», а «его развратным святейшеством», — пишет Э. Фукс. — Красноречивым комментарием к этим эпитетам служит не одна грязная страница из истории папства. Об Иоанне XXIII (Балтазар Косса, известный российскому читателю по книге А. Парадисиса. — В. К.) Дитрих Нимский сообщает, что он, «по слухам, в качестве болонского кардинала обесчестил до двухсот жен, вдов и девушек, а также многих монахинь».