Тайна озера Золотого. Книга 2 - [29]

Егор и на другие скалы смотрел с подозрением. Его воображению живо представлялось, что внутри чуть не каждой скалы такие же невероятно запутанные пещеры, в которых спрятаны другие сокровища. Ему виделись горы сундуков, ларцов, шкатулок самых причудливых форм и размеров, набитых золотом и камнями-самоцветами, — от них в пещерах всегда ослепительно ярко и пестро, как в детском калейдоскопе. Егору неудержимо хотелось хоть одним глазком заглянуть, подсмотреть, полюбоваться и поудивляться таинственным подземным кладам.

Так из года в год тайна, подаренная ему дедом, будила в Егоре интерес к своему горному краю. Эта тайна кружила голову романтикой и экзотикой, формировала в нем следопыта, краеведа и натуралиста, что, в конечном счете, сказалось на выборе будущей профессии: после десятого класса Егор поступил на геологический факультет горного института.

2

Все это или почти все вспомнилось Егору сейчас, когда он подъезжал к своему родному городку, далекому и бесконечно провинциальному Горноуральску. За окном неровным, хаотичным частоколом мелькали колкие вершинки елей и пихт, сквозь которые нет-нет да и проступали величественные фиолетовые плоскости далеких гор. Горы не суетились, как деревья, не мельтешили, а прочно стояли на месте, являя собой мощь, надежность и вечность земного.

Когда справа в розовой пыли проплыл дробильный комбинат — предвестник города, Егор, как обычно, встал. Он не мог встречать свою малую родину сидя. Заколотилось сердце, участилось дыхание. Начался плавный поворот, за которым появился, нарастая и вздуваясь, изумрудный склон, к которому, стыдясь своей ветхости, прижался десяток домишек. Огибая возвышенность, поезд неожиданно выскакивал в долину, залитую солнцем. Перед пассажирами внезапно распахивался обширный простор. На серо-зеленом горизонте белым изящным айсбергом ступенчато взметнулась ввысь церковь Петра и Павла. Даже с такого дальнего расстояния она поражала своей художественной утонченностью и аристократической изысканностью. Едва различимые архитектурные детали придавали нежный ажур «айсбергу», делая его декоративно пышным. Особо выделялся шпиль, устремленный в небо, в вечность.

Для Егора это было всегда сродни прозрению! Увидев храм, паривший над землей, в которую вжались плоские деревянные домишки (среди них, а именно третьим от церкви, был и его дом), юноша облегченно вздыхал. Успокаивалось сердце, на душе становилось легко и радостно. «Ну вот, я и дома!» — почти вслух говорил он себе, расплываясь в блаженной улыбке.

В этот раз студент пятого курса Богутских Егор Павлович ехал не просто домой, а еще и на преддипломную практику. Тема его выпускной работы была связана с применением новых геологоразведочных методов поиска ценных минералов Северного Урала.

Торопясь с вокзала, Егор предвкушал встречу с матерью. Она непременно будет ждать его, сидя у окна, чтобы первой увидеть ненаглядного сына, спускающегося с церковного пригорка, за которым сразу направо его дом, а в окошке в белой косынке — мама.

Предвкушая скорое насыщение, «заговорил» желудок. Егор специально ничего не ел со вчерашнего дня, чтобы отведать домашнего сразу всего и помногу.

Мать, Полина Прокопьевна, действительно выглядывала из окна, когда голова Егора едва показалась из-за пригорка. В беленьком платочке, чуть склонив голову набок, она издали любовалась сыном, который быстрыми шагами приближался к дому.

— Знаешь, Егорка, — мать осторожно подсела к столу, за которым сын заканчивал пить чай, — в мае на Пихтовом нашли мужчину, убитого так же, как и наш Борис.

Егор поставил стакан и внимательно посмотрел на мать.

— И еще, — тихо продолжала Полина Прокопьевна, — с марта месяца в трех деревнях Ельцовского района пропало пять собак. Витька Мерзлин говорит, что видел следы огромных размеров, но не в обуви, а как будто в меховых вогульских кисах. Он примерялся: этот шаг — Витькиных два. Народ напуган. Охотники два раза район прочесывали. Ничего не нашли, даже следов. Поговаривают о «снежном человеке».

— Ну, мам! И ты слушаешь эту чушь?! Мы в каком веке-то живем?! — не выдержал Егор. — О каком сверхчеловеке может идти речь в условиях почти сплошной природной агрессии северной тайги. При ее крайне скудном биоценозе вогулы и те едва-едва выживают, а тут еще пресловутый «снежный человек»! Абсурд, полный абсурд! Поверю, когда сам увижу. Но, думаю, не увижу, даже во сне. — Егор успокоился и снова принялся за чай. Но, сделав глоток, торопливо поставил стакан и продолжил: — Ну, я допускаю, что это еще смог бы сделать ваш легендарный душегуб Фролка, который, несмотря на потерю ноги, творил свои кровожадные дела. Но о нем уже лет… двадцать ничего не слышно.

— Да, о нем никто больше не говорит, — робко вставила мать.

Она разделяла мнение сына о «снежном человеке». Как можно о нем говорить, если в лютые морозы, когда круглосуточно топишь и печь, и голландку, все равно холодно. А каково в тайге, да еще, как правило, голодом. Это медведь ложится себе осенью спать и, пока снег не сойдет, не поднимется. Или лось, у которого шкура что твоя подметка, да еда кругом в виде осинника да ельника.