Так и кончается мир - [5]

— Тише, тише. Болит плечо?

— О-о-о, — простонал раненый.

Мужчина оглянулся:

— Можешь представиться.

— Спасибо за разрешение, — с сарказмом ответил я.

— Знаешь, что творится на улице?

— Слышу.

— Так вот, оставь шутки при себе.

— Андрей Голодок, актер театра, здесь на отдыхе.

— Красов Юрий Геннадьевич, проживаю в этом доме, сосед. За стеной жена и двое детей.

— Чье ружье? — Мужчина поднял и разрядил ружье, спрятав патрон с крупной картечью в карман.

— Мое, — тихо ответил Юрий Геннадьевич.

— Зачем оно тебе?

— С ним спокойнее, — ответил я, потому что Юра молчал.

— За кого вы? — Раненый вновь застонал.

— Я за федерацию, — быстро отрапортовал Юра.

— Ты? — мужчина хмуро смотрел на меня.

— А мне плевать на федерацию и на Диктатора, я за себя, — неожиданно зло ответил я.

Офицер усмехнулся:

— Устраивает, — он спрятал пистолет в кобуру, — Мне тоже, плевать. — Он посмотрел на стол, где стояли фужеры и полупустая бутылка водки. Офицер поднял бутылку и приложился к горлышку.

— Ух, ублюдки! — внезапно рявкнул он. — Послать в город танки для того, чтоб их сожгли. В штабе сидят задницы. Суки. — Он мрачно посмотрел на нас и сказал:

— Капитан Лопатин, а это, — он кивнул на притихшего молодого парня, — мой старший механик. Весь экипаж, — капитан приложился к горлышку, — …остальные погибли, cropели в танке, — добавил он, переводя дух.

Я оторвался от книжного шкафа.

— Куда?! — рявкнул капитан.

— Твоего парня надо перевязать. Посмотреть, что с плечом.

— Давай, найди что-нибудь.

Капитан склонился над солдатом и стал расстегивать темный, пятнистый камуфляж. Раненный застонал.

— Терпи, терпи, Вовка, — тихо шептал капитан.

Я принес с кабинета аптечку. В ней было все необходимое: пакет с бинтом, пузырьки с йодом, зеленкой, баночка спирта, лекарства.

Капитан и склонившийся рядом с ним Юра молча рассматривали обнаженного по пояс солдата. Тот потерял сознание, когда с него срезали тельняшку.

— Черт побери, он потерял много крови, — пробормотал капитан, глядя на меня.

— Надо промыть и продезинфицировать рану, — ответил я.

— Я принесу воды, — вскочил Юра. — Вчера в бочку набрал, должна быть теплой. — Он выбежал из комнаты.

Капитан полез в карман, извлек пачку «Примы». Закурил. Я заметил, как мелко дрожат его руки. 0н крепко затянулся, выпуская из ноздрей дым, повторил:

— Ублюдки, неужели в правительстве ни у кого не работает голова, а вместо голов задницы. Нельзя танки посылать в город, это самоубийство. Придурки. Педики… — он вырвал у меня из рук аптечку и склонился над раненым.

— Скольких загубили, подонки, — в уголках губ капитана дрожала сигарета. — Из танков не дают высунуться. Расстреливали, когда покидали горящий танк. Под пули, или живьем сгорать. Повезло, десантура подоспела. Успели выскочить с Вовкой, тут его и цепануло. Гады.

— По телевидению вчера говорили, что конфликт решат мирным путем.

— Нашел, что слушать — долбаный ящик. Козлы, разве скажут правду?

Юра принес воды. Капитан осторожно промыл рану.

— Пуля прошла навылет и кости, кажется, целые. Дай Бог, вот только крови потерял много, — он промокнул рану тампонами, смоченными в спирте и залил йодом. Солдат, приходя в себя, застонал.

— Ну вот, Вовка, пуля твоя дальше полетела, жить будешь.

— Буду, товарищ капитан, — горячо прошептал Вовка. — Буду, буду. — О-о-ох, Саня сгорел и Казах.

— Молчи, тебе нельзя говорить.

— Ой, о-о-ох, — капитан перевязывал Вовку.

— Терпи казак, атаманом будешь. Помоги, — он приподнял солдата. — Держи его, только осторожно, — попросил меня капитан. Он быстро и ловко перевязал парня. Когда закончил, я осторожно опустил Вовку на диван.

«Боже сколько крови вытекло из него», — диван был густо залит кровью, алые струйки сбегали вниз, на коврик — циновку. По комнате плыл едкий запах йода, спирта и крови.

— Может я домой пойду, к семье? Товарища капитан? — робко спросил Юра. — Мои наверное волнуются.

— Иди, — отмахнулся капитан, выплюнув на стол погасшую сигарету, потянулся за следующей.

— Как вы думаете, утром все закончится? — спросил Юра на пороге комнаты.

— Все только начнется парень, — ухмыльнулся капитан, усиленно затягиваясь. Он прошел к окну, оно выходило во внутренний дворик.

— Суки, — ругнулся капитан, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Разве город не захвачен? — тревожно спросил Юра.

— Вокзал, наверное, взяли. Порт, возможно Белый Дворец, — с сомнением ответил капитан.

— И на сколько это затянется?

— Может на целый месяц, блицкрига не будет. Слушай, иди домой. Мой тебе совет, убирайся с семьей из города.

— Почему?

— Идиот, ты что, еще не видел, какие дома горят? Город сотрут с лица земли! — закричал капитан — В генштабе бараны, а не люди сидят.

Юра поспешно скрылся.

— Я прислушался: ночное сражение шло на спад, канонада и стрельба звучали реже, появились интервалы, даже мгновения страшной тишины. Танки, вертолеты, бронемашины, не ревели за окном.

— Тебя это тоже касается, — заметил капитан.

— Что? — Я посмотрел на капитана и только сейчас, как следует, рассмотрел его лицо: серое, лоб испачкан сажей, узкое, высеченное из камня, треугольное лицо. Белобрысые волосы стоят на голове ежиком, в больших темных глазах плещутся злость и усталость. Рот большой, красивый, жил собственной жизнью — кусал себя за губы, насмешливо и сердито кривился, ухмылялся, все время в движении.