Так и кончается мир - [4]

— Ладно, — Юра поморщился. — Хватит. Еще глупее в такой ситуации друг другу мораль читать. Я все понимаю без твоих нравоучений. Это нервы. Знаешь, старики до сих пор с уважением и страхом вспоминают Иосифа Виссарионовича, дескать, при нем закон и порядок были. Нашему времени свой Иосиф Кровавый нужен, как думаешь?

— Каждый народ достоин своего правителя. Каков народ, таков и царь. Единственное, что мучает и злит — не хочу участвовать в этих играх. Я не лицедей, не марионетка, не хочу, чтобы ко мне привязывали ниточки и дергали за них.

— В нашей стране нет выбора, здесь всех дергают за ниточки, — заметил Юра, — Покурим? — он кивнул на лежащую на столе пачку сигарет.

— Кури…

Странно, в эту ночь светила любопытная, до дел человеческих луна. Когда ее не заволакивал дым, комната окутывалась серебряным полумраком. В углах, под развевающимися занавесками, копошились ожившие тени диктаторов и тиранов. Казалось, что за границей реального мира, огражденного стенами комнаты, существует иной мир, антимир, откуда доносятся грохот и стон. Голосами оживших динозавров ревели танки, ломая и разворачивая асфальт улиц, снося фонари и заборы, грохотали взрывы, ночь рвал на части треск автоматных очередей, в небо выплевывали снопы искр горящие дома. Наш дом трясся в испуганном ознобе, в стенке звенела посуда, плясали фужеры и рюмки, бренчали уцелевшие стекла. Иногда, в окна врывались желтые лучи фар, в небе были видны нити трассирующих пуль, вспышки взрывов. Странно…Нелепо…Страшно…

— Старший брат отца, мой дядька, служил сапером в стрелковой дивизии во время войны, — говорил Юра чуть заплетающимся языком.

— Он рассказывал, что во время войны сапоги были только у офицеров и у части сержантов и то кирзовые. Остальные ходили в ботинках с обмотками, как товарищ Сухов.

— Ты к чему?

— Что?

— При чем здесь ботинки и сапоги?

— Я вообще, о войне.

— Понятно, и что сапоги?

— Сапоги? Сапоги снимали с немцев, у тех были из настоящей кожи, с подковами на пятке. Дядька рассказывал, им сносу не было.

— А у меня дед в Крыму воевал, — я представил старые пожелтевшие фотографии, хранящиеся в семейных альбомах, в кабинете отца. Круглое, добродушное лицо деда, короткий ежик волос и торчащие уши. Живым я деда не видел. Он умер до моего рождения, инвалид первой группы, кавалер орденов Славы первой и второй степеней, ордена Отечественной Войны первой степени… Вспомнил треугольный конвертик с письмом: «…от плохого питания началась куриная слепота. В темноте вижу только периферийным зрением, а по центру глаз будто пятаки положили. Так вот, комбат наш, меня подкормиться в хозроту отправил. Тут корову как раз забили, болезнь мою надо лечить коровьей печенкой…». Он не писал про сожженные танки и убитых немцев. Я был ребенком, когда прочитал это письмо и расстроился — разве это война? Долго приставал к отцу — что такое куриная слепота и периферия?

— Андрей, не спи, я налил, — донесся голос Юры.

— Пей сам, не хочу.

— Брось, к утру все будет в норме, а нет — запишемся наемниками в федерационные войска.

— Ты пьян?

— Нет, Андрей, — Юра захихикал, — сегодня ночь особая: выпей литр — не запьянеешь.

В этот момент раздался громкий и требовательный стук в дверь. Юра подскочил.

— Кто там? — спросил он шепотом, затравленно глядя на меня. Я пожал плечами:

— Откуда мне знать.

Стук повторился.

— Откройте! — закричали во дворе.

Я медленно поднялся, внутри зашевелилось маленькое, тягостное и гнилое чувство страха. Ощущение — словно рот наполнился гнилой болотной жижей.

— Думаешь, надо открывать? — тихо спросил Юра, его лицо побледнело, должно быть я был не лучше. Я кивнул.

— Встречи с человеком с ружьем не избежать, — пробормотал я, косясь на охотничье ружье, только бы с ним не было проблем. Медленно прошел в коридор и остановился перед дверью.

— Черт побери, есть кто живой?! Я вышибу дверь! — прокричал разъяренный голос. Тонкая, филенчатая дверь содрогнулась под каскадом ударов.

Я стиснул зубы, повторяя вслед за этим грубым голосом:

— Черт побери, кто вы такие и что надо?

Замок щелкнул, я резко и нервно дернул дверь. В грудь уперся ствол пистолета.

— Развернись.

Неожиданно, но понятно. Я молча повиновался. В коридор вошли двое.

— Оружие есть? — носом пистолета ткнули меж лопаток.

— Нет.

— Ты один?

— Нет. Послушайте, уберите пушку.

— Кто в доме?

— Друг. Сосед.

— Андрей?! — из комнаты донесся Юркин испуганный голос.

— Веди и храни тебя Бог от шуток, — шепнули в ухо и подтолкнули в сторону комнаты.

Я провел гостей в зал. За столом сидел, нервно сжимая полный фужер, сосед. За окном начало светать, серые сумерки заполнили комнату, словно вошли вместе с гостями. Вместе с тенями пришел запах гари и порохового дыма. Лицо Юры превратилось в неясное, серое пятно. За его спиной блестел дурацкий ствол охотничьего ружья.

Меня оттолкнули в сторону.

— Встань, — приказали Юре. — Оба отойдите к стене.

— Что вам надо? — ломающимся голосом спросил Юра, осторожно поднимаясь и отходя к книжному шкафу.

— Чтоб ты заткнулся, — бросил вслед грубый голос.

Кто-то застонал. Я невольно оглянулся. Мужчина, который тыкал в меня пистолетом, укладывал на диван стонущего.