Люди стояли вдоль дороги, вытягивая шеи, смотрели голодными и печальными глазами на два воза, груженных пыльными и серыми мешками с мукой и зерном.
Возле подвод, прохаживались, разминаясь, красноармейцы, с перекинутыми через плечи винтовками.
Солнечные лучи переливались на новенькой, еще поскрипывающей черной кожанке комиссара. Он, хмурясь, вышагивал перед сельчанами, прижимая к боку длинную портупею с маузером. Ветерок трепал на его старенькой бескозырке ленточки с беспокойным и тревожным именем «Грозный».
Экс-матрос Балтийского флота остановился перед высоким, широкоплечим, начинающим полнеть, мужиком. Его старенький, видно с чужого плеча, френч, был весь покрыт мелкой мучной пылью.
Стальные, прищуренные глазки впились в крупное лицо мельника. Правая рука моряка легонько постукивала по крышке кобуры, в которой покоился именной маузер — честь и гордость комиссара.
— Ты, мельник, народ не баламуть. Городу нужен хлеб, там живут тоже, люди, а вы его скрываете. — Комиссар посмотрел на ряд молчаливых сельчан.
— Нечего скаредничать, имейте пролетарскую сознательность — Он повысил голос. — Теперь другое время, все равны. Революция провозгласила вас свободными гражданами, гегемонами, нового мира, будьте ей за это благодарно. Теперь нет богатых и бедных. Одни живут и работают, другие — защищают.
— Оно и видно, — буркнул мельник.
Комиссар громко хлопнул его по плечу, выбивая облачко белой пыли.
— Темнота, Ваня-лапотник. Ты сам посуди, пришли новые времена, война закончилась, буржуи в загранку сбежали. Осенью, в вашей деревне, школу построим. Дети грамоте обучаться будут, не то, что ты, будут строить новую жизнь, по-ленински. Ведь это так интересно, эх ты, лапотник. — В голосе появились металлические нотки: — У тебя берданку изъяли? Был приказ — всем сдать оружие.
— Оно не мое, трофейное, с германской.
— Смотри, мельник, знаю, что был батраком, но поверь мне: лучше дома на печи сидеть, чем в Губернское чека явиться. Это мое последнее предупреждение. Эй, председатель?
Из ряда сельчан выступил высокий худой мужик. Ближе подошел к грозному комиссару, нервно выкручивая в руках старую шапку.
— Слушаю, вашбродие?
— Что? Что-ооо? — брови комиссара удивленно заплясали. Он наклонился вперед, принюхался, от недавно избранного председателя колхоза, тоже, созданного недавно, ничем подозрительным не пахло.
— Чего это ты, их благородия вспомнил?
Большой кадык председателя нервно запрыгал.
— Я это…
— Что?
— Я это… — председатель со свистом втянул в себя воздух, глаза поднялись к голубому небу. — Я это не говорил, ваше…товарищ комиссар.
— Правильно — товарищ, — рявкнул грозно комиссар, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в бледное застывшее лицо председателя.
— Ты, Федор, умный и грамотный человек, писать и читать обучен, председатель — первое лицо и представитель советской власти. Люди к тебе тянутся, значит доверяют. Сам говоришь, что по старому нельзя, надо жить по новому и такие слова допускаешь. — Комиссар укоризненно покачал головой. — Думай, когда говоришь, — он постучал по высокому, с залысинами, лбу Федора. — У тебя колхоз, не вотчина, графа Попова. Сбег ваш граф, нынче в Париже, кофе с какавою пьют, на награбленные у народа денежки. И до него доберемся, повесим, — комиссар ткнул пальцем в старый белый тополь, пограничным столбом выросший у тракта, на краю деревни.
— Вырабатывай, Федор, новое мышление и никого не бойся, никто не посмеет тронуть председателя народного коллективного хозяйства.
Комиссар отступил от белого истекающего потом председателя.
— Ты мельник не забудь мой совет, — комиссар погрозил пальцем.
— А, ты, Федор, проведи общее собрание, объясни людям, зачем нужен хлеб и почему летом, вы обязаны делиться зерном и мукой. Через месяц, пришлем тебе, в помощь, кого-нибудь из города. Там сознательных элементов хватает, не то, что у вас в деревне. Будут вопросы, приезжай в Губернское чека, меня спросишь. Вместе все вопросы и решим. — Комиссар ободряюще улыбнулся, посмотрел на ожидающие возы.
— Семенов, готовы!?
— Давно готовы, — отозвался один из солдат.
— Так, еще воз остался. Пустой. Мне б в Хитрово сегодня попасть, — пробормотал комиссар. Запрокинул на затылок бескозырку, наморщил лоб.
— Мельник, если поеду по старому тракту, так это в объезд, получается, значит дольше, да?
— Получается, что да, — кивнул мельник, на лице мелькнула снисходительная усмешка.
— Там советская власть от силы, раза два побывала, не больше. — Комиссар внимательно посмотрел на мельника.
— Мне в Хитрово попасть надо, ведь должна быть еще дорожка, покороче, напрямик?
— Должна.
— И ты, конечно, знаешь её?
— Сын лучше знает, у него там зазноба живет.
— Где сын?
— Тута я, — отозвался рядом с мельником, высокий широкоплечий юноша, очень похожий на отца.
— Молодец, сознательный элемент. Проведешь нас?
Мельник покосился на сына.
— Проведи, комиссара уважить надо, за народ он, понимаешь?
— Понимаю, так ведь это через лес надо, куда они с гружеными телегами?
— Груженые, по тракту, в город поедут, а мы налегке, с одним пустым возом. Не проедем? — спросил комиссар.
— С пустым, проедете, — согласился сын мельника.
