История с Малыми Тмутараканями - [4]

— Голытьба крестьянская, Русь лапотная, — вздохнул Карпенко, натягивая на нос кепку.

— Маскарад, — фыркнул Строгов. — Пока мы спали в овраге, их предупредили матвеевцы. Не удивлюсь, если все запрятать успели, — рот комиссара недобро улыбнулся. — Посмотрим. Найдем, все найдем. Посмотрим…

Колеса телеги прогромыхали по широкому, но не оборудованному перильцами мосту. Промелькнула синяя речная полоса, берег заросший густыми камышовыми зарослями. Где-то встревоженно крякнула утка, ударила по воде тяжелая рыба.

— Эх, ушицы бы или супчика с потрошками, — мечтательно протянул Карпенко. Требовательно добавил: — Жрать хочется.

Дорога медленно стала взбираться вверх, к высокому острому частоколу, двум, распахнутым настежь, половинкам деревянных ворот, прилепленной с боку, странной башенке.

— Совсем отсталая, доисторическая, какая-то деревня. Кузьмич, может все-таки, покурим? — Карпенко, толкнул сослуживца в бок.

— Покурим, — пообещал Кузьмич, шаря за пазухой, в поисках кисета с толченым табачком.

— У меня бумажка папиросная — высший класс, — обрадовался Карпенко.

— Стой, скотина, — комиссар натянул вожжи, останавливая мерина перед здоровенным детиной, перегородившем им дорогу в ворота. Мужик держал в руке здоровенный кол, на конце которого блестело острое копейное жало.

— Шик, — только и сумел сказать Юлиан, такого он еще не видел. Кузьмич, забыв про табачок, перекрестился, хотя раньше, никогда не слыл набожным. Карпенко открыл рот и вопросительно хлопал глазами. Один комиссар, приученный партийными заседаниями, ко всему, соскочил с телеги и направился к детинушке.

Одет детинушка, был очень странно, в тон своему вооружению. На нем были длинная, до колен, переливающаяся, самая настоящая, музейная, кольчуга, из нее росли белые штаны, заправленные в фасонистые, красные сафьяновые сапоги. На широкую железную грудь, падала широкая пшеничная борода. На голове мужика сидел железный шлем-шишок. В общем, образцово-показательный портрет древнерусского витязя, — так думал Юлиан.

— Кто? Откуда? Куда и зачем? — Деловито, прозвучали короткие вопросы, из под пшеничной бороды. Копье требовательно стукнуло тупым концом, по земле.

— Это ты у меня спрашиваешь, кто я откуда и зачем? — возмутился комиссар, подскакивая, словно задиристый петушок, к детинушке.

— Отвечай! Ты не знаешь, кто я и зачем сюда прибыл?

Витязь странно посмотрел на комиссара, пожал широкими плечами.

— Может, по делам торговым, а может, князь, какой?

— Я комиссар, из Губернска, ты что, не признал Максима Строгова9

— Не признал, князь.

— Уйди с дороги, я тебе покажу князя и всех благородий!

— Что? — В голосе детинушки слышалось обидное недоумение.

В руках комиссара появился маузер.

— Прочь с дороги, — черный оружейный ствол заплясал перед лицом богатыря.

— Ты знаешь, чем это пахнет? — Ствол приблизился к носу детинушки.

— Нет, — честно признал дружинник, втягивая в себя незнакомый запах пороха.

— Смертью пахнет, смертью, дурашка! — закричал комиссар.

Витязь покачнулся, зажимая рукой нос, испуганно отшатнулся в сторону.

— Кузьмич, вперед! — Комиссар бравой походкой завоевателя первым вошел в деревню…

4

Телега, скрипя, въехала на сельскую площадь. Впереди красовалась, рубленая, в два этажа, изба, с узкими, похожими на бойницы, окошками, широкими двухстворчатыми дверьми и крыльцом. Рядом с домом, возвышался, высокий и могучий, не меньше шести человеческих обхватов, царь-дуб, на пол площади простиравший свою зеленую крону. Зачем-то дуб был обнесен странным палисадом. Странным потому, что на оголенные колья палисада, были насажаны оскалившиеся, желтые черепа животных.

В центре пыльной площади стоял бревенчатый колодец, а рядом с ним, высокий столб, с изогнутым концом и напоминающий букву «Г», но в первую очередь, виселицу. На её конце висел железный брус, а рядом с ним, на железной, с крупными звеньями цепи, молоток.

Максим Строгов направил телегу к колодцу. В колодезной тени сидел голый мальчуган, весь серый от пыли, в его ногах копошилась курица. С другой стороны площади, к колодцу приближался высокий худой старик, опирающийся на посох, его седая борода достигала пояса, можно было заправлять в штаны, словно старообрядец.

— Не нравится мне это место, — прошептал Кузьмич, встревожено оглядываясь.

— Чем не нравится? — услышал комиссар.

— Странно здесь все.

— Тихо очень, — неуверенно добавил Карпенко. — Как будто нас действительно не ждали.

— Притворяются, сейчас мы их всех разбудим, — пообещал комиссар.

Максим Строгов остановил мерина, спрыгнул на землю. Мерин протянул морду к колодцу.

— Сейчас напьешься, Карпенко, напои.

Мальчуган с любопытством смотрел на комиссара, ковыряя пальцем в носу.

— Палец сломаешь, — усмехнулся Максим.

— Не — а, — мальчик завертел головой.

— А, что это за столб с железками?

— Людей скликать.

— Зачем? — комиссар надвинул на лоб бескозырку.

— Ясно зачем, для веча. — Малыш поднялся, шуганул из под ног рябую курицу, лихо свистнув, побежал к группе своих одногодок начавших собираться под дубом великаном, с засунутыми в рот пальцами.

— Гой еси, чужеземцы, — к дубу подошел длиннобородый старик. — Легка ли дорога была? Отведайте водицы колодезной ключевой. — На вытянутом, пергаментном лице выделялись только глаза, в которых плескался живой, яркий огонь неба.