Святая тьма - [65]

Постояв с минуту молча перед алтарем, патер Теофил Страшифтак обратился к детям.

Теофил Страшифтак считал себя отличным педагогом. Самым младшим он изволил рассказать притчу о святой Зите, которая служила кухаркой у знатных господ. Когда она уходила по воскресеньям в костел, ангелочки варили за нее обед господам: один подкладывал поленья в очаг, другой варил суп, третий жарил мясо, четвертый пек калачи, а пятый помешивал подливку.

Детям среднего возраста он объяснил, для чего служит вода святого Игнатия и как самим приготовить ее дома.

А самым старшим патер поведал устрашающую историю, которая произошла с четырнадцатилетним отроком. Этот мальчик так долго предавался пагубным мыслям, что в него вселился злой дух, после чего грешник оброс рыжей шерстью и покрылся смердящими перьями…

Если бы патер Теофил Страшифтак окончил свое повествование этим смешным примером, Иванчик многое простил бы ему. Но где там! Он начал бранить все человечество за безбожие, за то, что оно погрязло в грехах, и объявил, что оно не заслуживает божьего милосердия. Святой отец так распалился гневом, что лицо его сделалось фиолетовым, как свекла, и он стал походить на родного брата того сатаны, мерзкий лик которого был изображен на алтарном образе, — какой-то кровожадный живописец увековечил здесь картину страшного суда. Брат сатаны объявил верующим, что большевики совершили такие страшные и гнусные злодеяния, что сегодня в четыре часа утра вынудили наконец господа нашего послать на них Адольфа Гитлера, приказав ему смести их с лица земли.

— Война является актом искупления! — кричал свекольный пиарист.

Эти слова учитель уже где-то слышал или читал. Наверное, их не раз повторял по радио гитлеровский шеф пропаганды, когда немцы оккупировали Польшу или шагали по Парижу. Какая же, по существу, разница между Гитлером и благочестивым Страшифтаком? Первый убивает людей быстро, в большом количестве и откровенно; второй своим благочестием убивает медленно, но систематически, заботливо готовит людей к смерти и настойчиво убеждает, что лишиться жизни — их долг.

— Война — это акт искупления! — снова завопил брат сатаны.

Учитель не выдержал. Подозвав к себе человек пять своих учеников, он прошептал им:

— Не верьте ему, ребята, война — это страшное свинство!

Но так как у пиариста были глаза стервятника и уши собаки, учитель на всякий случай сделал вид, будто призвал ребят к порядку.

"Вот, значит, как! — думал Ян. — Священнослужитель может клеветать, молоть чепуху, и никто не смеет ничего ему возразить. Глупость и подлость он выдает за слово божие, и хоть бы кто-нибудь крикнул ему: "Стыдись! Как ты смеешь так обманывать народ, так лгать! Война — это акт искупления! Какая речь может идти об искуплении там, пан Страшифтак, где происходит грабеж…"

И вдруг Ян окончательно понял то, чего раньше осознать не мог: когда святой отец объединяется с грабителем, этот союз — угроза для человечества. В его памяти всплыл немецкий фюрер, сфотографированный вместе со словацким "вождем" — разбойник договорился со священником о совместном грабеже. Акт искупления! Вот, значит, как, пан Теофил Страшифтак! Не успел немецкий разбойник выйти на большую дорогу, и вот уже возникла философия, которая переименовала злодейство в искупление! Убьют миллионы людей, уничтожат полмира, и все будут твердить одно: искупление!

Министрант Донбоско Клчоваиицкий зазвонил в колокольчик, и все молодые и старые дубиичане упали на колени, склонив головы, — видно, "искали головной убор священника".

Учителя злило, что он тоже должен опуститься на колени перед каким-то выдуманным господом богом. И в то же время ему было жаль этого так называемого бога, которого так бесстыдно оскорбил патер Теофил Страшифтак, клеветнически объявив, будто именно бог науськал взбесившегося немецкого пса на большевиков. Да, хорошо все-таки, что никакого бога нет. А то пришлось бы теперь учителю Яну Иванчику насмерть возненавидеть его. У Яна стало легко на душе — ведь нельзя ненавидеть бога, если его не существует.

Ян Иванчик вообще долгое время не мог понять, как это почти рядом с Братиславой может существовать такой медвежий угол, как Дубники! Конечно, в городке стремя девами Мариями, куда стекается столько богомольцев и паломников, трудно изжить невежество и суеверия — ведь паломники за ночлег и пищу, а главное за питье, платят не скупясь. Впрочем, и родина учителя — город Трнава — тоже имеет свою собственную деву Марию, тоже застроена костелами и монастырями и кишит белым и черным духовенством! Но в сравнении с темными Дубинками даже Трнава — прогрессивная дама.

Поначалу учитель пытался приобщить дубничан к чтению, усердно раздавая своим ученикам книги, взятые в городской библиотеке. Но они приносили их обратно непрочитанными. Тогда он сам отправился по домам, но везде нашел лишь груды календарей и членских книжек общества святого Войтеха. К великому огорчению, он обнаружил, что почти каждая семья выписывает иезуитскую газету "Послание божественного сердца Иисуса", либо францисканскую "Королеву святых Четок", либо салезианские "Голоса родины", или же "Словацкий еженедельник". Женщины получали свой журнал Ассоциации католических женщин, а молодежь выписывала ежемесячник Ассоциации католической молодежи… Количество и качество этой литературы привело его в ужас. А между тем ее жадно читали в каждом доме, в то время как в библиотеке книги покрывались пылью…