Святая тьма - [67]
Через много лет после ее смерти он узнал в педагогическом училище от чешского профессора истории, что иудохристианство было мировоззрением халдейских пастухов: в те времена пастухи не смогли бы дня прожить без бога… Впрочем, дубницкие виноградари без этого самого бога не могут обойтись и по сей день, хотя от халдейских пастухов их отделяют тысячелетия!.. А вот многие рабочие в Трнаве, и среди них его отец, уже давно поняли, что свою битву они выиграют без всякого бога.
В современном обществе люди часто бывают вынуждены свалить на кого-нибудь ответственность за свою неосведомленность — например, за свое бессилие обуздать болезнетворные бактерии, неистовство стихий или предотвратить такую войну, которая разразилась сегодня утром.
Ведь провозгласил же с амвона патер Теофил Страшифтак, что сам господь бог послал Адольфа Гитлера смести большевиков с лица земли. С какой легкостью этот священнослужитель сделал разбойника героем, захватчика — орудием божьего промысла! "Искупительный акт", — сказал он. Хитрый святоша прекрасно знал, что даже темный дубничанин не примет без возмущения такую ужасную подлость, если не приплести к ней всеведущего господа бога.
Тем временем пономарь собрал "на новый головной убор священнику" целый мешок денег. А потом негодник, спрятавший этот убор, протянул его священнику. Тот насадил его себе на голову и спокойно пошел вслед за министрантами прочь из алтаря.
Учитель в задумчивости остался сидеть на скамье.
Ученики некоторое время смотрели на него, ожидая разрешения разойтись, но, так и не дождавшись, самовольно двинулись к выходу.
Ян Иванчик вышел из костела последним.
Все смешалось в его голове, — все, о чем он думал и печалился. Разве мог он дома поведать кому-нибудь свои мысли? О теще и говорить нечего, тесть далеко не все поймет… Жена? Но и ей не все скажешь, да к тому же она теперь измучена болезнью дочери. Из-за этой болезни она совсем забыла, что у нее есть муж…
И он побрел домой, полный мыслей, за которые когда-то людей сжигали на кострах, а теперь сажают в тюрьму.
Сидя в кухне на низенькой скамеечке, Венделин Кламо чистил петрушку и морковь для супа. Из соседней комнаты доносились гардистские марши, передаваемые по радио.
— Ну, о чем говорил патер? — спросил он вошедшего Яна.
Тот вместо ответа только вздохнул. Да, Цилькин отец был совсем не похож на его отца: своим отцом Ян Иванчик гордился, а тестя жалел. Вот и сейчас вид у него совсем жалкий, несмотря на воскресенье: сидит пригорюнившись, неумытый, небритый, в грязной рубахе, опустившийся как бродяга. Отца Яна Иванчика никто не осмеливался задеть: он мог ответить и словом и кулаком. А у отца Цильки, кроткого, как ангел, было сразу три хозяина: бог, священник и жена, и он покорно слушался всех трех.
— Меня радует только то, — тесть постучал ножом по ведру, в которое бросал овощную ботву, — что наш пан президент — католический священник.
Ян не мог удержаться от язвительного смешка.
— А известно тебе, — продолжал Кламо, — что человек, осудивший кого-нибудь на смерть, не может быть священником? Значит, наш президент не может объявить войну и послать на смерть тысячи солдат!
Учитель хотел напомнить тестю, что этот священник уже вынес однажды смертный приговор словацким солдатам, послав их воевать против Польши из-за деревенек, приглянувшихся польским панам. Но вспомнил про Винцента и только махнул рукой.
Неожиданно гардистские марши оборвались, и из приемника послышался знакомый голос шефа пропаганды.
— Наконец-то мы сведем счеты с самым опасным нашим врагом… — грозил шеф.
— Ишь как распетушился! — сказал Ян.
Но Кламо продолжал внимательно слушать.
— И мы, словаки, — надрывался шеф, — желаем иметь свою долю при установлении новой Европы, долю в войне вместе с немцами!
Старый железнодорожник бессмысленно глядел перед собой, губы его шевелились. Овощи выпали из его рук, нож свалился в ведро. Не вставая со скамейки, он потянулся к старому буфету, открыл дверцу и вытащил оттуда бутыль с какой-то желтоватой жидкостью. Потом достал стаканчики.
— Выпьем по одной.
Они успели выпить и по одной, и по второй, и по третьей, а шеф пропаганды все продолжал воевать.
— Бедняга Винцек! — сказал Кламо. — Он сложит голову одним из первых.
— Да что вы себя мучаете! Сами ведь четыре года воевали, и ничего.
Когда выпили по четвертой, шеф пропаганды уже праздновал победу.
Железнодорожник посмотрел куда-то в пространство.
— Я-то здесь, а сколько их не вернулось!
Больше говорить было не о чем. Через минуту стих и шеф пропаганды.
Венделин Кламо вымыл овощи в ведре с чистой водой и побросал их в котелок с мясом. Ян, присев у приемника, принялся ловить Лондон или Москву. Но всюду были одни немцы — они орали до хрипоты, и марши их были подобны бомбардировкам.
— Если можно было бы победить только шумом да ревом — победа давно была бы ваша, — произнес учитель.
Все остальные радиостанции молчали, будто попрятались от страха. Только откуда-то очень издалека донеслось нежное, похожее на птичье пение: "… Полюшко, широко поле". Но и эта мелодия тут же погибла в жестоком немецком шуме и треске.
— Из Пешта должны сейчас передавать святую мессу! — крикнул из кухни тесть.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.