Святая тьма - [69]
— Ах, матушка! Что вы говорите! — вспыхнула Цилька.
Врач, однако, подтвердил, что такие случаи бывают, и закончил прием обычным наставлением:
— Спокойна мать — спокойно дитя!
По дороге домой Анулька вела себя сначала на удивление тихо, но потом снова начала беспокоиться и ворочаться — без сомнения, чего-то требовала. Однако Цилька покормила ее уже дома и только тогда, когда истекли положенные четыре часа и малышка от голода тянула пальчики в рот. Насосавшись, она поворочалась и неожиданно для всех уснула. Уснула! Все один за другим на цыпочках вышли из комнаты. Цилька, открыв окна, также осторожно вышла вслед за остальными. Ее встретили улыбки и вопросительные взгляды.
— Спит, — сказала она.
Раздался общий вздох облегчения.
Неожиданно в кухне появилась Вероника Амзлерова.
Ее встретили, как самого близкого человека. Веронику здесь любили, и никогда не сомневались в ее доброжелательном отношении к семье Кламо.
— Пришла узнать, как маленькая.
— Спит, — сказала Вильма Кламова.
— Вот и хорошо! — Хозяйка ларька села на дубовый стул, который придвинул ей Венделин Кламо. — Перекормили вы ее, что ли?
— А ты откуда знаешь?
— Ох, женщины! Что же еще может случиться с такой крошкой! Вот разве зубки… Ну, что вы скажете о войне?
Все переглянулись. Заботы об Анульке вытеснили остальное. Только теперь они вспомнили о том, какая война обрушилась на мир.
— Да мне и подумать о ней в этой суматохе не пришлось, — ответила Вильма Кламова.
— Наши-то на это траз по увольнительной не приехали, — сказала Вероника, — а ведь прежде ездили каждое воскресенье!.. Тебе бы в казармы заглянуть, раз уж была в Братиславе, — кто знает, там ли они еще!
— А где же им быть?.. Думаешь, их пошлют?..
— А как же! — удивилась Вероника, видя, что Виль-ма до сих пор не осознала полностью, какая судьба уготована ее сыну. — А для чего, ты думаешь, мы немцам нужны? Еще как воевать будем!
— Иисусе, Мария! — воскликнула Цилька.
— Я тесто поставила. И ты что-нибудь испеки, Вильма. Утром муж поедет к нашему малому, захватит и твоему Винценту. На дорогу бедняжкам… Я прямо места себе не нахожу — то плачу, то ругаюсь!
— Если бы у нас на станции один человек согласился заменить меня, и я бы съездил, — Венделин Кламо вытер глаза клетчатым платком. — Отвез бы им бутылочку вина!
— Игнац Ременар не пойдет на это, даже если ты встанешь перед ним на колени, — рассердилась Вильма при одной мысли, что ее муж может так унизиться.
— Что я еще хотела сказать?.. Да, слушай, Вильма, и ты, Вендель, тоже! Схоластика Клчованицкая болтает, будто вы подстрекаете вашего Винцента соблазнить ее Перепетую!.. Будто точите зубы на их виноградник… Я, говорит, лучше своими руками удавлю девку…
Схоластика Клчованицкая оказалась легка на помине — именно в этот момент она ввалилась в кухню!
Кламовы и Иванчик окаменели.
Новая гостья никак не ожидала встретить здесь Веронику Амзлерову — единственного человека, которого она побаивалась. Всем было известно, что у толстухи язык как бритва.
— Эге, мы тут о волке, а волк за гумном! — весело вскричала хозяйка ларька. — А я рассказываю Кламовым, какую сплетню ты пустила по Дубникам! Будто они велят своему сыну увиваться за твоей дочкой… Ну как, Схоластика, правда это?
— Правда, Вероника, — не смутилась председательница Ассоциации католических женщин, усаживаясь на стул, который принес ей Тонько. — Но я пришла по другому делу.
— Значит, не из-за "ягодки, которая созрела не для нищего"? — удивленно пропела Вероника.
— С тобой мне вообще не о чем говорить.
— Смотри, не прокисла бы твоя сладкая ягодка, Схоластика, — твердо и холодно проговорила Вильма Кламова. — Приглядывай за ней хорошенько! Как бы не пришлось тебе самой предлагать ее какому-нибудь нищему. Запомни это!
Но председательница не обращала внимания на подобные колкости, когда речь шла о святом деле.
— Я пришла насчет вашего Тонько. Завтра утром муж едет в Трнаву с Донбоско и может прихватить Тонько. Пусть отцы-иезуиты поглядят на ребят.
— Я не поеду, — хмуро заявил Тонько.
— Ты посмотри, Вильма, как он злобно глядит на меня!
— Да ведь ты же его обидеть хочешь, — объяснила Вероника.
— Тонько! — прикрикнула Вильма.
— Нет, наш Тонько окончит в Дубинках школу, а потом будет ездить в Братиславу в промышленное училище, — сказал Ян Иванчик то, что должен был сказать, но не сказал отец Тонько.
— Так будет лучше, — поддержала мужа Цилька.
Тонько спрятался за спину зятя, чтобы чувствовать себя в большей безопасности. Он решил, что теперь все обойдется. Но мать его была другого мнения.
— Ты пойдешь туда, куда я тебе прикажу, — Вильма схватила сына за руку. — А вы, — обернулась она к дочери и зятю, — когда заимеете своего сына, может посылать его в промышленное училище.
— Я не хочу быть священником! — заплакал мальчик.
— И правильно, Тонько, — Вероника Амзлерова встала со стула. — Пусть отдают сыновей в священники те, у кого на совести много грехов!.. Клчованицкий Пиус будет салезиаицем, Клчованицкий Донбоско — иезуитом, вот они вдвоем и замолят всю подлость родителей… Тьфу!
Хозяйка ларька сплюнула, буркнула "прощайте" и вышла из кухни. Ей было тошно смотреть, как ребенка вербуют в монастырь.
Годы гражданской войны — светлое и драматическое время острейшей борьбы за становление молодой Страны Советов. Значительность и масштаб событий, их влияние на жизнь всего мира и каждого отдельного человека, особенно в нашей стране, трудно охватить, невозможно исчерпать ни историкам, ни литераторам. Много написано об этих годах, но еще больше осталось нерассказанного о них, интересного и нужного сегодняшним и завтрашним строителям будущего. Периоды великих бурь непосредственно и с необычайной силой отражаются на человеческих судьбах — проявляют скрытые прежде качества людей, обнажают противоречия, обостряют чувства; и меняются люди, их отношения, взгляды и мораль. Автор — современник грозовых лет — рассказывает о виденном и пережитом, о людях, с которыми так или иначе столкнули те годы. Противоречивыми и сложными были пути многих честных представителей интеллигенции, мучительно и страстно искавших свое место в расколовшемся мире. В центре повествования — студентка университета Виктория Вяземская (о детстве ее рассказывает книга «Вступление в жизнь», которая была издана в 1946 году). Осенью 1917 года Виктория с матерью приезжает из Москвы в губернский город Западной Сибири. Девушка еще не оправилась после смерти тетки, сестры отца, которая ее воспитала.
Клая, главная героиня книги, — девушка образованная, эрудированная, с отличным чувством стиля и с большим чувством юмора. Знает толк в интересных людях, больших деньгах, хороших вещах, культовых местах и событиях. С ней вы проникнете в тайный мир русских «дорогих» клиентов. Клая одинаково легко и непринужденно рассказывает, как проходят самые громкие тусовки на Куршевеле и в Монте-Карло, как протекают «тяжелые» будни олигархов и о том, почему меняется курс доллара, не забывает о любви и простых человеческих радостях.
Как может отнестись нормальная девушка к тому, кто постоянно попадается на дороге, лезет в ее жизнь и навязывает свою помощь? Может, он просто манипулирует ею в каких-то своих целях? А если нет? Тогда еще подозрительней. Кругом полно маньяков и всяких опасных личностей. Не ангел же он, в самом деле… Ведь разве можно любить ангела?
В центре повествования романа Язмурада Мамедиева «Родная земля» — типичное туркменское село в первые годы коллективизации, когда с одной стороны уже полным ходом шло на древней туркменской земле колхозное строительство, а с другой — баи, ишаны и верные им люди по-прежнему вынашивали планы возврата к старому. Враги новой жизни были сильны и коварны. Они пускали в ход всё: и угрозы, и клевету, и оружие, и подкупы. Они судорожно цеплялись за обломки старого, насквозь прогнившего строя. Нелегко героям романа, простым чабанам, найти верный путь в этом водовороте жизни.
Роман и новелла под одной обложкой, завершение трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго автора. «Урок анатомии» — одна из самых сильных книг Рота, написанная с блеском и юмором история загадочной болезни знаменитого Цукермана. Одурманенный болью, лекарствами, алкоголем и наркотиками, он больше не может писать. Не герои ли его собственных произведений наслали на него порчу? А может, таинственный недуг — просто кризис среднего возраста? «Пражская оргия» — яркий финальный аккорд литературного сериала.