Святая и грешница - [29]

Когда выяснилось, что девушка забеременела, пересуды вновь усилились. Дошла молва и до ее жениха, который находился в другом городе.

С отвращением выслушал он рассказ проезжего. И немедленно, вне себя от волнения, поспешил домой.

Но стоило ему переступить порог траттории и увидеть свою невесту и хозяина с хозяйкой, как он сразу же понял, что все это была страшная правда и что за беда приключилась с ним.

Он остолбенел на мгновение, а потом повернулся и — навеки исчез. Он был плотником, и она его больше не видела.

Девушка продолжала делать свою работу, а ребенок между тем рос у нее во чреве. Неуклюже двигалась она между столиками. Все насмешки сносила безропотно и молчаливо.

Когда подошло время рожать, она лежала одна-одинешенька наверху, в своей каморке.

Все сидящие в траттории прекрасно знали, что происходит. Но никто не поднялся, чтобы помочь. Она разрешилась от бремени в одиночестве.

Сначала молодая мать и ребенок оставались жить в траттории. Как и прежде, она работала на износ. Хозяин с хозяйкой заранее радовались тому, что скоро еще получат дармовую подмогу.

Молодую женщину опять стали посылать за покупками на базарную площадь. Только с нею теперь был ребенок. Люди не давали ей прохода. Насмешки сыпались с разных сторон, стоило ей только появиться на улице.

Хозяева траттории открестились от всего, пытаясь доказать свою непричастность. Что поделаешь, если девчонка оказалась такой грешницей?

Они даже пожаловались на нее в суд. Она, дескать, позорит их, порочит их репутацию. Если она с ребенком останется жить в траттории, на их дом падет дурная слава.

Они выгнали ее.

Вот так она оказалась с ребенком на руках одна на улице. Ни жилья, ни гроша в кармане. В отчаянии металась она по городу, ища убежища от насмешек.

И нашла его. Ведь человек никогда не бывает один, даже в самых горестных обстоятельствах. Вскоре объявился мужчина, который свое благополучие строил на женском несчастье.

Еще и солнце не закатилось, как молодая мать и ее ребенок получили маленькую комнатку в доме этого мужчины. Ей, бедняжке, сначала невдомек было, что ждет ее в будущем. Но раньше, чем ночь миновала, она узнала об этом. А поутру весь город болтал о том, что появилась новая блудница.

«Так мы и знали, — сказали ее прежние хозяева, — с самого начала она такая была».

С тех пор все затихло вокруг нее, даже когда она изредка пробегала по улицам. Такова была воля добропорядочных граждан города.

24-е марта, продолжение

Когда рассказчик закончил свою историю о несчастной женщине, гробовая тишина повисла среди слушателей. Голос его звучал тихо, но все равно достаточно четко, чтобы расслышать каждое слово.

Я совсем потерялся, залился краской стыда. Не поспешил ли я осудить бедную женщину, когда узнал от других, что она грешница? Ничуть не сомневаясь и не колеблясь, я полагал, что вправе бросить первый камень.

Конечно, он рассказал эту историю для меня, чтобы я понял. Вчера вечером он не захотел ее рассказывать, потому что я был возбужден и зол и, кроме того, много выпил. Он отложил рассказ до сегодняшнего дня. И правильно сделал: я сидел здесь, еще не совсем трезвый и имел весьма жалкий вид.

Я чувствовал, как в душе моей растет сомнение в правильности моих действий, чувствовал раскаяние.

Господи, что только не приходило мне в голову, когда гнев обуял меня и я желал наказать женщину. Мысленно я избивал ее. И с наслаждением представлял себе, как она корчится под моими ударами.

Что я за человек?

Мы молчали, погруженные каждый в свои мысли. Но вот я набрался мужества и спросил едва слышно:

«А что думала молодая женщина? Она и вправду верила, что это был Гавриил, который пришел именно к ней, и что он был ей послан Богом?»

Рассказчик испытующе взглянул на меня, словно ожидал, что я задам этот вопрос. Но ответил все же не сразу:

«Я не знаю, — сказал он с расстановкой, — но вот что я думаю, и это мне кажется самым главным в нашей истории: если она поверила тогда, продолжает ли она верить сейчас? Верить, что избрана Богом? Верить, несмотря на пережитое унижение?»

Я понял его, и слабый луч надежды озарил меня.

Тут один из слушателей, молодой мужчина, вступил в разговор. Твердым голосом он заявил: «Я убежден, что она верит».

Во мне вспыхнула ревность. Какое он вообще имел право говорить о Марии?

Право это имел только я. Один я. Но червь сомнения грыз меня.

И тут снова заговорил рассказчик.

«Я еще не все сказал. Случившееся открыло людям глаза на другое. Они заметили, что молодая женщина была божественно красива. Но это не помогло ей в ее несчастье. Красивые грешницы пользуются особым спросом».

Кто-то позади меня хихикнул.

По дороге домой я все обдумал и решился поговорить с нею.

Однако я тяну время, сижу и в который раз обдумываю все обстоятельства. Я не говорил с нею после того, как узнал правду о ней. Она лежала больная в своей комнате, и я ни разу не заглянул к ней.

Я должен сказать ей о требовании Старейшин, о том, что ее прежняя жизнь известна и что она не может позировать для образа Пресвятой Девы.

Я собрался сказать, что не виню ее, но что она должна покинуть город.

Первое, что пришло мне в голову, когда я узнал правду о ней, это тотчас же выкинуть ее на улицу. Я рассвирепел, хотелось как можно больнее ранить эту женщину, которая нанесла мне страшный удар.