Свидания в непогоду - [5]

Так, обдумывая перемену в своей жизни и убеждая себя, что чему быть, тому не миновать, Шустров спустился под гору и вошел в Снегиревку.

Контора «Сельхозтехники» помещалась в первом этаже светлого двухэтажного дома, вблизи мастерских. Шустров оглядел темно-синий плащ, смахнул с рукава божью коровку и, пригибаясь, хотя косяк был, не низок, вошел в дом.

Несколько дверей выходило в полутемный коридор. Арсений приоткрыл наугад ближайшую: в небольшой комнате сидела за столом молодая женщина. «Девять и две десятых! — кричала она в телефонную трубку. — А торфа?.. Алло, «Рассвет», «Рассвет»! А торфа сколько?..»

— Разрешите? — спросил Арсений и, не дожидаясь ответа, подошел к столу. — Мне бы управляющего.

Женщина положила трубку на бумаги. Щуря глаза и прикрывая их зарозовевшей от солнца ладонью, улыбнулась:

— Он рядом. Пройдите здесь, пожалуйста.

В трубке на всю комнату гремел голос: «Нюра! Нюра, черт!»

Через внутреннюю дверь Шустров прошел в смежное помещение, которое несомненно было приемной. Вдоль стен стояли стулья, диван. У двери напротив с табличкой «Управляющий» просматривала бумаги почтенная женщина в очках. Шустров повторил ей вопрос и, получив разрешение, постучался в дверь.

— Идите, чего уж, — сказала секретарша.

Вероятно, его и не услышали бы: в кабинете громко и возбужденно разговаривали двое мужчин. Горячился, впрочем, один — тот, что сидел в кресле за письменным столом. Придерживая на груди отвороты плаща — как будто вот сейчас с него сдернут последнюю одежку, — он выкрикивал на высокой ноте: «Нет, нет, не могу, Яков Сергеич, как хотишь!» Другой мужчина — пожилой и кряжистый, с багровой складчатой шеей, стоял у окна.

— Да ты не шебарши, Степаныч, слушай сюда, — отвечал он, не замечая вошедшего Шустрова. — Шестерни не достанем — с меня, что ли, одного спросят? Что смотришь?

— Нет, нет, не могу, — безнадежно повторил сидевший.

Поймав на себе его взгляд, Шустров спросил:

— Вы товарищ Иванченко?

— Иванченко я, — сказал кряжистый и неторопливо развернулся. — Чем могу служить?

— Прибыл к вам с назначением.

— Вот как! Механизатор? По фермам? — не то обрадованно, не то смущенно засуетился Яков Сергеич, хлопая себя по карманам: должно быть, искал что-то. — Ну вот и отлично, очень кстати… Куда ж они запропастились?.. Это наш снабженец Лаврецкий. Ну-кась, любезный, слазь с чужого коня!

«Это уж совсем любопытно», — усмехнулся про себя Шустров и запросто, не спрашивая разрешения, подсел к столу, снял шляпу. Иванченко занял свое место. Лаврецкий сердито нахлобучил кепку на лоб, сказал в сердцах с порога:

— Лучше и не просите, Яков Сергеич. Рисковать из-за этих шестерней всё равно не буду!

Управляющий махнул ему вслед:

— Ну, ин ладно. Потом разберемся. — Продолжая шарить руками, он нащупал на столе, среди бумаг, очки, выругался шепотком, пригладил ладонью облысевшую голову. — Так слушаю вас.

Шустров положил перед ним документы, отрекомендовался. Напялив на нос очки с выпуклыми стеклами, в которых глаза его вдруг укрупнились, полезли из орбит, словно чем-то необычайно удивленные, Иванченко медленно перебирал бумаги, пришептывал себе под нос:

— Арсений Родионович. Тридцать четвертого года… Институт механизации сельского хозяйства… Так. Когда кончали?

— Три года назад, — сказал Арсений, тесня локтем бумаги на столе. — Курить у вас можно?

Он достал портсигар, набитый «Беломором», протянул его управляющему.

— Благодарствую, — сказал Яков Сергеич. — Я «Север» курю, — но папиросу взял и осторожно стал разминать ее.

Шустров зажег спичку. Закурили.

— Три года назад, — вернулся к разговору Иванченко. — А это время как, где?

— Год — инженером на заводе. Два — секретарем райкома комсомола.

— В городе?

— Конечно. В промышленном районе.

— Так… — Иванченко снял очки, спросил осторожно, с сомнением: — Деревня, видно, незнакома?

— Вообще-то я коренной мужик. Орловский. (Шустров смахнул пепел, поигрывая тонкими подвижными пальцами; глядя на них, Яков Сергеич не сдержал улыбки.) — Батя и сейчас там колхозом заворачивает.

— Нуте-ка… Шустров? Я уж и то подумал: что-то знакомое. — Иванченко закатил глаза к потолку. — Это не он ли по сахарной свекле рекорды дает? «Светлый путь», кажись?

— Он самый. Только не «светлый», а «Новый путь». По четыреста центнеров в этом году собрали. Одних корешков!

— Читал, читал! — дивился радостно Иванченко, как будто корешки эти выросли с его участием. — Ну, молодец батя ваш… Будем надеяться, что и сынок не подкачает.

Шустров промолчал, улыбаясь. Возвращая ему документы, Яков Сергеич спросил ненароком:

— Вы это что же — сами надумали?

— Время такое, знаете…

— Где там! Время самое что ни на есть горячее, до костей пронимает, — вроде бы в шутку отозвался Иванченко, а глаза растерянно замигали. — Взять хотя бы вот по вашей части. Нынче насчет механизации ферм, пожалуй, противников и не сыщешь, все «за». А как до дела, у одного транспортер поставлен — не работает, другой оборудование завезет — не ставит… Вы Прихожина знаете, нашего председателя исполкома?

— Нет, — сказал Шустров.

— Теперь вот жмет на нас: доильные установки завезли, а не монтируем. Конечно, и мы не без греха, однако и хозяйства не больно-то на них, на новые, зарятся. Корма им важней.