Свидания в непогоду - [7]

— Пошли, Михалыч, — сказал Иванченко, сторонясь метавшихся от удовольствия собак.

Лесоханов поднял с земли замусоленную папку. Смахивая с нее пыль, остановил беспокойный взгляд на Петре: тот сторонкой, бочком, продвигался к разлапистой ели.

— Петро! Куда?

Петро оглянулся, приложил руку к груди:

— Папиросы, Андрей Михалыч… Честное слово — папирос нема!

— Смотри мне!

Назад возвращались медленно. Шустров с интересом слушал разговор о делах «Сельхозтехники», присматривался к новым знакомым, и ему казалось, что он давно знает и снегиревские дела и этих простых людей. Он был заметно выше спутников своих, шел в середине, заложив руки за спину, и прочно ставил ноги на землю.

— Опять начальство приехало? — высунулся из ларька румяный, вислощекий продавец.

— Стаканчик дай, — сказал Петро, поглядывая по сторонам. — Это новый инженер по механизации. Вместо Ведерникова.

— Важно шагает!

4

Комната для приезжих, с отдельным входом, находилась в том же светлом здании. Узкая и длинная, как ученический пенал, она была туго втиснута между другими помещениями конторы. Почти всё пространство от двери до окна заполняли две железные койки, придвинутые к одной стене.

Ставить чемодан было некуда. Сунув его под кровать, Шустров окинул взглядом детали обстановки — ночной столик с графином, голубую занавеску на окне и плакат, разъяснявший постояльцам этого неуютного пристанища, как сушить сено на островьях. Потом, не снимая плаща, обмахнул его ладонями и направился в столовую, которую заприметил еще днем.

Рабочий день на усадьбе кончился. Усталая и притихшая Снегиревка готовилась ко сну, натягивая на себя сумеречную пелену.

Народу в столовой было мало. С аппетитом поужинав, Арсений подошел к буфету.

Под стеклом, на стойке, лежали бутерброды с грудками тусклых килек. Буфетчица подсчитывала выручку. Издали она наблюдала за Шустровым и, пока он подходил, успела оправить кружевную наколку, взбить опустившийся локон. На полках за ее спиной стояли на изготовке батареи пронизанных светом, точно самим солнцем налитых бутылок.

— Что у вас из хорошего?

— Всё, что хотите, — улыбнулась она. — Мускатель, сабнава марочное, токай. — Склонившись над прилавком, добавила потише: — Ром венгерский. Только между нами.

Шустров пощелкивал пальцами.

— Почему?

— Будто не понимаете, — она всё же смутилась. — Ну, не для всех…

— Вот и попались. — Он смотрел на нее в упор, стараясь изобразить суровость. — На самого ревизора попались.

— Не шутите. Вы же ведь товарищ Шустров, новый инженер по механизации?

— Вот тебе на́… Не успел приехать! — подивился, не теряясь, и Шустров. — В таком случае, дайте бутылочку минеральной.

— Только-то? Эх, вы…

Женщина была молодой; виток янтарных волос лежал на ее светлом лбу, и бутерброды, которые она завернула для Шустрова, уже не казались ему такими черствыми.

На улице было темно. В глубокой синеве над головой стыли звезды, низко висела круглая, похожая на плафон, луна. Края облаков вблизи нее медленно расплетались на шелковистые пряди.

От луны, освещенных окон и ламп, подвешенных кое-где на столбах, призрачно светлело. Из динамика, из лунной мглы, слетали, ребячась, звуки флейты. У входа в контору горела в металлической сетке яркая лампа. Женщина в синеватой косынке щелкала у двери ключом. Заслышав шаги, она обернулась, и по мягкому овалу лица с вздернутым носиком Шустров узнал сотрудницу управления, которая давеча так настойчиво взывала по телефону к «Рассвету».

— Что это вы так поздно, Нюра? — спросил он, минуя вход в комнату для приезжих.

— Бывает и позже, — сказала женщина. — Всё сводки принимала.

Справившись с дверью, она сунула ключ в карман и, прикрыв ладонью глаза, взглянула на Шустрова:

— А вы почем знаете, что я Нюра?

— По лицу угадал.

— Ну уж, по лицу… Вам Яков Сергеич говорил, верно, или Андрей Михалыч. Они жаловались на меня, да?

— Что вы! И разговора не было!

— Они всё недовольны сводками по ремонту, но при чем тут я? — сказала Нюра, и в глазах ее дрожали отблески лампы. — Сводка плохая — Нюра виновата: не ошиблась ли? Сводки вовремя нет — опять Нюра. Нюра за всех болеет, а кто за Нюру?

— Бросьте вы, Нюрочка, — сказал Шустров. — Вы диспетчером работаете? Просто уж должность ваша такая.

— Хорошо бы так, — произнесла Нюра. Подхватив с перил сумку, она медленно спустилась на нижнюю ступеньку крыльца.

— Вам далеко? Может быть, проводить?

— Нет. Вы же заблудитесь… Мне совсем рядом.

— Ну так пойдемте. Муж, надеюсь, не приревнует?

Нюра наклонила голову, пряча улыбку.

— Что вы… муж… — и, сойдя с приступки, выжидательно остановилась.

— Не возражаете? — Арсений непринужденно взял ее под руку.

Скоро они свернули на тенистую тропу, контора осталась в стороне.

— Запоминайте дорогу, обратно провожать не пойду, — тихо смеялась Нюра. — Вон, видите, водокачка? Там я рядом. Обратно, в случае чего, по ней ориентируйтесь.

Огней стало меньше, небо потемнело, и, как густые разливы туши, смутно обрисовывались на нем деревья. Некоторое время шли молча, прислушиваясь к летящим и затухающим звукам флейты. Из-за леса, навстречу им, несся близкий свист электрички. Настоенный на смолистой хвое, воздух был благодатен, тревожил полузабытые ощущения давней деревенской жизни, и Шустрову опять думалось, будто вернулся он в обжитые места, и оттого казалось, что всё здесь сложится у него как нельзя лучше. Он не расспрашивал спутницу ни о начальстве, ни о ее собственной работе, и сама она обходила эти вопросы; но, никого не обвиняя, ни на кого не жалуясь, всё твердила о непорядках в «Сельхозтехнике».