Свет мой - [13]

Работа для нас в самый раз: кони смирные, наработаются за день, устанут. Им на зеленом лужку — счастье.

Однажды, — вскинул дед мохнатые брови, — налетела буря. Кони наши сбились в круг, дрожат. Испугались сердешные. А молния как вскинется на дыбы, как полыхнет! Аж небо стонет, земля гремит… И нам стало страшно. Глядим на лошадей, а глазищи-то их зеленым светом полыхают, и сами они тонко ржут, будто помощи просят Что делать? Кирюха мой, Степка, сообразил быстро: «Давай, Егорка, песни петь!» Да как заорет: «Ах вы, сени, мои сени, сени новые мои, сени новые кленовые решетчатый…» — И ноги в руки, пошел плясом, кувырком по траве да так ловко, словно парень егозной перед девками на гулянке. Я — за ним, ору что-то во весь голос, и гроза мне — нипочем, и сам черт — не страшен. Даже весело стало.

А лошадей словно кто рукой похолил: вытянули шеи, подняли головы, смотрят, удивляются, наверное: «Что за дурацкое представление?! Али ребята с испуга рехнулись?»

Тут небо как рванет на лоскутки! Ка-а-ак гром даст под дых! Мураши по спине потекли… Ничего. Одна лошадь фыркнула, ударила копытом, выгнула колесом шею, на зад присела… вот-вот ударит за нами в пляс. Однако гроза как-то разом схлынула, отчалила к другим берегам. После дождина сыпанул, прямо картечь свинцовая! Мы к лодчонке, что на бережку ночевала, перевернули ее и — готов шалаш. Видим, лошади успокоились, пошли парами по лугу, а мы лежим себе, тепло нам друг от дружки. Слушаем, как дождик босиком по реке шлепает, как громушко высоко похохатывает: знать, умаялся…

Дед перекидывает сеть на другую руку, берет большую деревянную иглу, смотрит задумчиво на Димку и продолжает негромко:

— Заговорил-таки нас дождь — уснули мы. Проснулись — утро уже! Тихо вокруг, река вся светится, солнышко золотое по воде катится. Кони в воде стоят, точно серебром облиты. Дремлют.

Вдруг Лыска, самая захудалая лошаденка, сунула морду в воду, пошлепала вислыми губами и — говорит человеческим голосом, чисто так: «А где ребятишки наши?»

Обмерли мы, затаились. Вот диво дивное!

Старая хромая кляча Тунька, что с бельмом на глазу, отвечает: «Да где ж им быть… Поди, дрыхнут под лодкой. Умаялись бедовые. Хорошие мужики станутся, помяните мое слово…»

— Вырастут, — всхрапнул коновод табуна, огромный халзаный жеребец, — вырастут, охомутают вот, — ткнул жеребец горбатой мордой в бок тонконогого сеголетка Юрку, — охомутают Юрочку и покатят в санях под бубенчики веселые в города счастье свое искать…

Юрка заржал радостно, взбрыкнул задними ногами и пустил из розоватых ноздрей на воду большой голубой пузырь:

— И покатим! У нас все впереди! И-и-го-го!..

Дед Егор опустил сеть,, склонил лысоватую голову набок, смотрел бочком на внука, в глазах — смешинка бегала. А Димке виделись огненные, словно вылитые из солнца, кони. Он слышал их тайный разговор о грозе, о сочной и мягкой траве, о том, что день сегодня будет погожим, и что хромой Петр, богатей-мельник, совсем осатанел: стал бить лошадей кнутом по глазам…

Потом сквозь забытье услышал деда: «Сказывают люди, что один раз в лето разговаривают лошади, это когда молнии падают на землю и прорастают огненными саранками. Да и то не каждому дано услышать их, как не всякому найти ту, единственную сарану, молниевику, среди тысяч других, обыкновенных. Сердце должно быть чистым, без грехов, ласковым к человеку, к животине любой, к птахе вольной…»

Дед еще что-то говорил тихо бескровными губами, но Димка все никак не мог очнуться он был там, под лодкой и подслушивал утренний разговор лошадей.

— Ну, Дмитрий, — встал с чурбака дед Егор, дело сделано, сказка сказана теперь можешь, как ветер, на все четыре стороны света бежать Вон, мотри! Ребята тебя кличут с реки. — Дед толкает легонько Димку, смеется щербатым ртом. — Мотри, далеко не плавай. Сказывают в реке щука объявилась, бо-ольша-ая! — разводит в обе стороны руки дед Егор. Вчера с одного рыбака бродни сдернула, на быстрине стоял, ельчиков ловил… Хорошо — рядом лодка оказалась, а то бы плавать ему на дне речном, налимов кормить. Огромная рыбина ходит Во! — Дед Егор показывает на большое весло, которое лежит у крыльца. — Ну, беги, Дмитрий

Детство

«Там чудеса, там леший бродит

Русалка на ветвях сидит…»

А. С. Пушкин

В детстве я не раз слышал: «Купил куртку из чертовой кожи», «Сшил брюки из чертовой кожи»… и, помнится, даже видел эти «чертовы» штаны…

На улице вьюга мутит зимний день. За окном визг, вой, крик, хохот… По крыше кто-то ходит, на крыльце пляшут… И кажется, кто-то стоит за окном и смотрит на меня…

— Черти свадьбу справляют! — говаривала в такие дни мама.

Я с боязнью и страхом превеликим подхожу к окну, плавлю пальцем оконный ледок и пытаюсь подсмотреть в оттаявший пятачок чертей. Ни черта не видно!

И, убаюканный вьюгою, я легко засыпаю. Во сне вижу: ражие рыжие дядьки с крючьями железными, с веревками и сетью длинной бегают по нашему огороду — ловят чертей и бросают их в большие деревянные клети на санях и увозят на живодерню: сало топить, шкуры дубить… Кони, всхрапывая, летят в полный мах, словно следом стая волков гонится…

На живодерне в огромной красной каменной комнате стоит большой чугунный чан, от которого несет запахом смрадным. Дядьки хватают чертей и — я закрываю глаза, но все равно вижу — сдирают с каждого черта по семь шкур, а самих чертей — голышом на мороз! Бр-р!..