Свет мой - [15]

Шрифт
Интервал

— Димка! — на заборе повис Гришка. Легок же на помине! — Работаешь? Давай помогу. Я самый лучший в мире дворник!

— Опять в школу не пошел? — Я охотно отдаю ему лопату.

— Марь Вановна заболела. Грудная жаба у нее.

— Жаба?!

— Ага. Здоровая! — Гришка лопату втыкает в сугроб и показывает руками, будто сам видел. — Чуть не задушила Марь Вановну. Ка-ак прыгнет ей на грудь!

— Что ты врешь, Гришка! — сержусь я. — Зимой какие жабы?

Гришка трет варежкой свой задиристый нос. Брови у него рыжие, будто две собаки лохматые. Насупился-то как…

— Жаба у Марь Вановны в груди сидит. Не веришь? Стало быть, летом заскочила. Теперь ее душит, Марь Вановна умереть может… — он подходит вплотную ко мне и шепотом сообщает невероятное: — Вчера Марь Вановна мне две пятерки поставила.

— Врешь! — это известие удивило меня больше, чем рассказ о жабе. Гришка, всем известно, самый матерый двоечник. Он весь в двойках, как в репьях. С горем пополам во второй класс перешел.

— Провалиться мне сейчас! На луну упасть! Крысой дохлой буду! — клянется Гришка самой нашей крепкой клятвой.

— Надо к бабке Усте сходить. Она эту жабу болотную быстро на мороз выгонит. Пойдешь?

Страшно. Но признаться в этом стыдно.

— Пойдешь? — напирает Гришка. — Во́рона посмотрим. Книгу старинную у нее почитаем. В этой книге каждого человека судьба написана. Узнаем… Может, ты маршалом будешь…

— А ты летчиком? — усмехаюсь я.

— Не пойдешь, значит, — Гришка далеко в снег забрасывает мою лопату. — Эх, ты! Друг называется… Испугался, струсил, сдрейфил. — Гришка презрительно сплевывает мне под ноги. — С таким в разведку ходить — только портки стирать…

— А вдруг она нас заколдует? Забыл про бородавку…

— Тебя в мышку превратит, а меня — в кота! Вот я тебя без соли съем! Ам! — запрокинув голову, хохочет Гришка. За это я его уважаю: отходчив он сердцем и зла на душе долго не держит.

— Когда идти-то? Может, завтра? Я еще по арифметике не делал…

— Айда сейчас! — хватает меня за рукав Гришка. — Я тебе потом помогу уроки сделать.

Помощник нашелся! Тоже мне… Две пятерки нечаянно получил, так уже и запомошничал…

Мы идем широкой улицей, утопая в снегу, идем на край деревни, где в маленькой избушке живет бабка Устя. Во дворе ее ходит коза, та самая… Мы — в калитку, она — голову к земле: целит рогами на меня.

— Мила, Мила, — заискивающе зовет ее Гришка, — Мила, Мила, — протягивает он ей пустую ладонь.

— Гриш, а зачем козе борода? — в такие минуты у меня как-то сами собой выскакивают глупые вопросы.

— Баба Устя! — кричит громко Гришка. — Баба Устинья!

Заскрипела, завизжала дверь избы, и на пороге появляется бабка Устя: с клюкой в руке, в длинном черном платье, высокая, строгая, глаза сощурены от света снегов.

— Здравствуйте, бабушка! — прячусь я за Гришкину спину.

— Здравствуйте, баба Устинья. Это я, Гриша Верзилин, — Гришка даже с головы шапку снял.

— А-а-а! Григорий… — голос у бабки, что у двери, простуженный деревянный. — А эт чей малец будет? — она тычет черным длинным пальцем в мою сторону.

— Теть Насти Сухаревой… Димкой зовут.

— Милка! — грозит козе бабка Устя. — Пошла в стойку! Кому говорено?!

Милка, недовольно мотнув головой, надменно зыркнув полосатыми глазами, убегает за избу.

— Как собака. Никого во двор не пропустит, — улыбается бабка Устя. Глаза у нее хорошие и улыбка добрая.

В избе чисто, прибрано. Все обычно, как и у нас. Не похоже, что тут ведунья-колдунья живет. Ни черепов, ни хвостов… Правда, по углам и над печью пучки разной травы и от этого — в избе легкий летний дух.

— По делу али так зашли? — бабка Устя пододвигает нам скамейку. — Садитесь, в ногах правды нет.

— По делу, — солидно, баском отвечает Гришка.

— Разговор, значит, долгой будет… — Баба Устя накидывает на плечи телогрейку. — Ну, посидите пока, погрейтесь, а я — сбегаю Милку подою, молочком вас угощу. Сладкое молочко-то козье!

Баба Устя — без клюки, точно утица ходит: вперевалку — поплыла из избы на улицу. Вот мы и одни. А где ворон? Федор Иванович… Где толстенная книга?

— Смотри! — тычет пальцем в красный угол избы Гришка. — Вишь, портрет!

Нашел чему удивляться! В каждой избе полно портретов и рамок с фотографиями.

— Сын ейный! Кавалерист! Погиб в войне…

На большой фотографии — молодой и красивый парень в лихо сдвинутой кубанке, чубатый и усатый, улыбчивый…

— Чего, воробыши, притихли? Сомлели в тепле-то? — появляется неожиданно баба Устя. В голосе ее уже нет привычного скрипа, и меня не пугает ее черное лицо, седые космы, крючковатый нос.

— Баба Устя! — насмеливаюсь я. — А где ваша ворона?

— Сам ты ворона! — подскакивает Гришка.

— Ворон-то? — не удивляется моему вопросу баба Устя. — Улетел, милый. Улетел, — машет она рукой.

— Совсем?! — привстаем мы с лавки.

— Зачем. У него дела. — Баба Устя спокойно процеживает молоко в литровую банку и чему-то улыбается.

— Какие?! — Гришка незаметно подмигивает мне: мел, держи ухо востро.

— На свадьбу улетел, — улыбается бабка Устя.

— На свадьбу?!

Еще немного — и мы дадим стрекача из бабкиной избы.

— Полетел Федор Иванович, — бабка Устя наливает нам по кружке молока, — в Брянские леса: брат у него там женится. Подарок понес… невесте — нитку жемчужную, жениху — колечко веселое. На пальце повернешь колечко — песни-песенки округ тебя заиграют, два раза повернешь — сам плясать пойдешь, три раза — веселее тебя в мире не будет. — Бабка Устя ставит на стол сковороду, полную блинов. Как ни соблазнительны румяные блинчики, но тут и мармелад-шоколад в рот не полезет.


Еще от автора Ким Михайлович Макаров
Рекомендуем почитать
Большие и маленькие

Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Когда жизнь на виду

Оренбуржец Владимир Шабанов и Сергей Поляков из Верхнего Уфалея — молодые южноуральские прозаики — рассказывают о жизни, труде и духовных поисках нашего современника.


Начало

Новая книга издательского цикла сборников, включающих произведения начинающих.


Рекламный ролик

Повести и рассказы молодых писателей Южного Урала, объединенные темой преемственности поколений и исторической ответственности за судьбу Родины.


Незабудки

Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.