Струны - [9]

Как я ждала, в желаньях тайно млея,

Когда один летел ты впереди –

И низко, низко. «Милый мой! Приди!» –

И руки подымала в полумгле я.

Как нежен шеи палевый загар…

Как кротко светит на тебя Плеяда…

Пошевелись, вздохни! Взгляни, Икар!

Любила солнце для тебя наяда!

О солнце! Взгляд твой – злейшая из кар!

Кому, за что – твой кубок, горше яда?!

«Пусть ночь греха в душе моей бездонна…»

Il faisait, tn l'honneur de la sainte Mere de Dieu,

less tours qui lui avaient valu le plus de louanges.

Anatole France. «Le Jongleur de Notre-Dame» [3]

Как оный набожный жонглер

Перед готической Мадонной…

Вячеслав Иванов

Пусть ночь греха в душе моей бездонна;

Но разве я, один в ночную пору,

Неслышный уху и невидный взору,

Вам не служу, пречистая Мадонна?

Как некогда смиренному жонглеру,

Чья жертва к Вам всходила, благовонна,

Вы – к набожным порывам благосклонна –

И мне откройте путь к святому хору.

Как Барнабэ лишь – стройными делами,

Свершенными молитвенно и тайно,

Вас прославлял один необычайно, —

Так мне моими темными хвалами

Дозвольте воспевать, не именуя,

Мадонна, Вас – и слушайте, молю я.

«Ваш голос пел так нежно о гавоте…»

Ваш голос пел так нежно о гавоте,

Танцованном у старенькой маркизы, –

Что имя бесподобное Элизы

Просилось на уста при каждой ноте.

Влюбленных ревность, ласки и капризы,

Свиданья шепот в полутемном гроте –

И поцелуй при мраморном Эроте,

И тайных нег веселые сюрпризы, –

Всё вспомнилось: любовь была премудра

И в песенке под звуки клавесина.

Ваш взгляд, румянец, милая кузина…

Вот локона развившегося пудра…

Вот новые таинственные мушки,

Как и тогда – на бале у старушки!

«Мой друг, еще страницу поверни…»

Мой друг, еще страницу поверни –

И желтую, и нежную страницу;

Вновь вызови живую вереницу

Крылатых снов блаженного Парни.

Полны весенней негою они.

Приветствуй бодро юную денницу –

И в юный мир чрез шаткую границу

Уверенно и радостно шагни.

На фоне утра нежно-розоватом

За стройной нимфой гонится пастух;

Их смех поет хмелеющим раскатом,

Пока румянец утра не потух,

Любуйся им – твоим счастливым братом

И раскрывай влюбленной песне слух.

«Моя любовь шла голову понуря…»

E sospirando pensoso venia,

Per non veder la gente, a capo chino.

Dante. La Vita Nuova [4]

Моя любовь шла голову понуря,

Чтоб скрыть лицо и не видать толпы;

И были тихи, медленны стопы,

Хотя в душе рвалась, металась буря.

Тянулись окна, стены и столпы –

И люди, люди; но, чела не хмуря,

Всё шла она, слегка ресницы жмуря,

Чтоб не сойти с предызбранной тропы.

Дневная жизнь, звеня и пламенея,

Вокруг текла – вдруг деву замечала —

И устремлялась взорами за ней.

Из-под волны распавшихся кудрей

Она безмолвным вздохом отвечала

И шла вперед, склоняясь и бледнея.

«Душистый дух черемухи весенней…»

Н.

Душистый дух черемухи весенней,

Ее зелено-белую красу,

Одетую в рассветную росу –

Я полюбил душой моей осенней.

Всё жизненней, душистей и бесценней

Моя любовь мне в жизненном лесу;

Всё осторожней я ее несу,

Всё путь мой долгий глуше и бессменней.

Когда ее я вижу в светлой чаще –

Нарядную любимицу мою –

Я взгляд ее невинных таз ловлю –

И мне дышать в глуши всё слаще, слаще,

И долго я любуюсь и стою,

И вновь иду, и счастлив, и пою.

«Заклятую черту перешагни…»

М. В. Сабашниковой

Заклятую черту перешагни –

И летнюю страду сменит награда –

Лилово-синих гроздьев винограда

И тусклые, и жаркие огни.

Не для тебя высокая ограда.

Покорных лоз объятья разогни,

Отважно душной чащи досягни,

Чтобы узреть царицу вертограда.

В волшебную дрему погружены

Хмельные гроздья. Чуть листвой колышут –

И винный запах в их огне лиловом.

В недвижном воздухе могучим словом

Завороженные, молчат – и слышат

Присутствие таинственной жены.

«Под гул костров, назло шумящей буре…»

Под гул костров, назло шумящей буре

Мы продолжали пир торжествовать,

Когда сквозь бор на разъяренном туре

Ты прискакала с нами пировать.

Вино – помин по нашем древнем щуре –

Мы по ковшам спешили разливать;

А ты валялась на медвежьей шкуре.

Мы все тебя бросались целовать.

Ты оделяла нас чудесным даром.

Казалась ты владычицей громов;

Ты хохотала – буря бушевала.

Вдруг бор потрясся яростным ударом.

Умчалась ты – и вспыхнул царь дубов,

За ним – раскрылся черный мрак обвала.

«Я в роще лавра ждал тебя тогда…»

Я в роще лавра ждал тебя тогда.

Ручьи, цветы – деннице были рады.

Алела розой утренней отрады

У ног моих спокойная вода.

Уж просыпались дальние стада.

Кричали резво юные мэнады.

А я шептал, исполненный досады:

«Нет, не придет уж, верно, никогда».

Вдруг – легкий бег и плеск в воде ручья:

Ты, падая стремглав, ко мне взываешь,

Белеешь в алой влаге, исчезаешь…

Я ринулся к тебе, краса моя.

А за тобой – и смех, и вой кентавра,

И стук копыт гремел по роще лавра.

«Я к ней бежал, вдыхая дух морской…»

Я к ней бежал, вдыхая дух морской,

В забвении томящем и счастливом.

Над голубым сверкающим заливом

Стлал золото полуденный покой.

Вся розовея в пламени стыдливом,

Обвив чело зеленой осокой,

Она ждала с улыбкой и тоской

На лоне волн ласкательно-сонливом.

Вдруг над водой увидела меня…

Слепительные, пенистые брызги,

Прозрачные, пронзительные визги –

Рассыпались, сверкая и звеня.

И плеск далек. Но миг – спешат обратно

В лазурном блеске розовые пятна.

«На берегу стоял я у решетки…»

На берегу стоял я у решетки.