Страна возможностей - [23]

Когда все кончилось, я протер столы, рассчитался и пошел в нашу общую раздевалку. Открыв дверь, я встретил за ней нашего нового бармена. Тот явно не ожидал меня увидеть, потому что он был в моей куртке.

— Привет.

— Привет.

— Это на тебе моя куртка?

— Ох, не знаю даже. Может быть, — вздохнул он.

— А что она делает на тебе?

— Да, брат, я померить только хотел, всегда хотел Lonsdale.

Он все еще стоял в моей куртке. Она ему явно немного жала.

— Снимать будешь?

— Держи, брат. Хорошая куртка.

Я шел домой и листал свои записи о сегодняшнем дне. Почти ничего интересного не произошло.

Дома Лето 2013

— Дамы и господа, говорит командир корабля. Наш самолет произвел посадку в аэропорте города Челябинска. Местное время — семь утра. Температура в городе — пятнадцать градусов. Наш полет окончен. Желаем вам всего доброго.

Я забрал с полки рюкзак, закинул на плечо и вышел на поверхность. В глаза ударил свет, а в нос — кислый воздух. Экология в Челябинске — симуляция постапокалиптического мира: воздух отравлен выбросами заводов; деревья срубаются под асфальт; редкие экологи, что решаются выйти с протестами, тут же винтятся полицией. Здесь нечем дышать и нечего делать.

В аэропорту я выискиваю отца и наконец нахожу его в толпе. Вот он стоит, тоже высматривает меня; совсем не изменился: все та же синяя куртка, те же ботинки. Разве что чуть больше седых волос стало на коротко стриженной голове и немного пополнел. Я подхожу к нему, улыбаюсь, жму мозолистую крепкую руку и обнимаю.

— Ну здорово, студент, — смеется он.

— Здорово, пап.

— Багаж есть?

— Да у меня и вещей-то нет. Так, белье сменное взял.

Рассветает. Зевая, мы идем по трассе к машине.

— Долетел нормально?

— «Победой» летел. Долетел и слава богу.

— Мама с утра тоже просилась приехать. Говорит, поеду с тобой. Я ей говорю: да спи ты, увидишь же все равно, че со мной ехать.

Эту историю он мне рассказывал каждый раз, как я прилетал.

Он открыл дверь машины, и я рухнул в салон. Пахло «Елочкой». За окном проносились поля, деревья без листьев, баннеры «Единой России», серые пятиэтажки, автомойки и магазины. В Челябинске основной бизнес — продукты, пиво, ремонт машин и продажа стройматериалов. Больше тут ловить нечего.

— А эта одноклассница, которая замуж вышла, все еще замужем за своим?

Этот вопрос папа мне тоже задавал каждый раз, как я возвращался домой. То ли забывал, то ли надеялся, что что-то изменится.

— Да все так же. Все стабильно.

— Че в универе?

— Если честно, я не знаю. Я там только на сессиях появляюсь. А так — работаю, дела делаю.

— Ну, смотри сам, конечно, парень взрослый, главное, чтобы не исключили.

Папа и не знал, сколько уже комиссий по исключению я прошел. Да и не надо было ему это знать, зачем волноваться попусту.

— А что журналистика? Ты же вроде как журналистом там думал стать.

Мне не хотелось об этом говорить. Не хотелось рассказывать, что все совсем не так, как мне об этом рассказывали в юности. Боялся сказать, что я сдался, устал голодать, устал месяцами ждать гонораров, пошел по пути меньшего сопротивления.

Что за неделю работы официантом я заработаю больше, чем если буду месяц писать тексты.

— Пока не сложилось. Может, позже.

— Ну понятно.

Наконец мы приехали в родной двор. Здесь все так же: краска на заборе, который я красил еще школьником, почти стерлась. Соседский дом, сгоревший несколько лет назад, так и остался стоять с обгоревшими зубьями вместо крыши. Никто не знает, что тогда случилось: то ли алкоголики, жившие там, уснули с сигаретой, то ли подожгли враги. Все случилось одной летней ночью: мы проснулись от шума, а когда выбежали на улицу, увидели, как вся улица осветилась от яркого пламени, которое пожирало деревянный дом. Хозяйка — взъерошенная алкоголичка, еще не совсем отрезвев, носилась из стороны в сторону, крича и плача. А потом все закончилось и огонь потух.

Дома все так же: двор завален строительным хламом, грядки вскопаны и готовы к посадке, на веранде — рассада. Собака, не узнав меня после долгого отсутствия, облаяла меня, а затем, испугавшись, убежала.

— Ну чего ты, Долли, глупая ты псина.

— Старенькая уже, соображает плохо.

Я вытер ноги и зашел в дом. Из спальни вышла мама:

— Здравствуй, сынок.

— Привет, мамочка.

— Долетел нормально? Есть хочешь?

— Давай что-нибудь.

Брат еще спал. Я перекусил, сбросил в комнате вещи и лег спать. В моей берлоге ничего не поменялось: все те же обои с египетскими мотивами, кактус у окна. Наконец-то я дома. Пусть Москва поживет без меня.

* * *

Мама накрыла на стол, разлила по тарелкам суп. Брат ел молча, сама она пила кофе. Жуя, я рассказывал о том, чем живу: про работы, про учебу, которую я забросил, про девушек, которые бросили меня.

— Чем сейчас занимаешься?

— Официант. Сейчас без работы, правда, клуб закрыли на лето.

— А потом думал, чем будешь заниматься?

— Я не знаю, мам. Я боюсь где-то задерживаться. Не могу представить, как можно в офисе просидеть несколько лет. Это же ад.

— Ты еще молодой. Пойми, не бывает так, чтобы работа и нравилась, и денег нормально приносила. Ну жизнь так устроена, что поделать.

— Не хочется в это верить.

Мама знала, о чем говорила: всю жизнь они с отцом проработали при заводе, вставая в шесть утра. Он — в милиции, ловя похитителей заводского имущества, она — в отделе кадров, перебирая бумаги. Жизнь в режиме 5/2. Пройдут еще годы, пока мама не откроет свой магазин и опровергнет свою теорию о том, что жить для кого-то — это нормально.