Страна возможностей - [24]

— А ты чего думаешь делать? — спросил я брата.

Он оторвался от тарелки.

— Еще успею придумать! До университета еще далеко.

— Я тоже так думал. А потом взрослая жизнь наступила так резко, что опомниться не успел. Не лезь в это, серьезно тебе говорю, вам в школе сказки только рассказывают, как все круто будет.

* * *

Отец достал с чердака мой старый велик. Вот он, дружище, нисколько не изменился за эти годы, ровно такой же, как был и десять лет назад, разве что красная краска чуть осыпалась с рамы и спустили шины.

— А в детстве ты совсем на нем не катался, — сказал отец, давя ногой на насос.

— Боялся, что отберут.

Бояться было чего. Однажды мой приятель вышел из дома выгулять новый велосипед, а обратно вернулся уже пешком.

— Все, забирай. Ты надолго?

— Да так, пару кварталов объеду.

Я выставил велик за ворота. Поправил сиденье под задницей и нажал на педали. Велосипед поддался, но его сильно кренило в стороны: за столько лет я толком и не научился сидеть в седле уверенно. Транспорт подпрыгивал на неровной дороге. Район совсем не изменился: все те же помойки и серые пятиэтажки. Бывшие недострои медленно превращались в облюбованные школьниками руины. Сплошь пустыри, болотца с камышами и мусор.

Цивилизация, впрочем, дошла и сюда: теперь на месте магазина «Ручеек», который оккупировали алкаши, появилась «Пятерочка», и теперь алкашам приходится сначала стоять в очереди к кассе, прежде чем распивать во дворах. Появились и одноликие многоэтажки, которые на фоне низких домов смотрелись неуверенно и неуместно, как городские жители, которых зачем-то занесло в село.

На месте бывшего стадиона теперь стоит школа и спортивная площадка. На стадионе я в детстве тупил с друзьями, а теперь их у меня нет. Антон был неформалом, Алена — эмо с длинной челкой и значками, а я был Ромой, которому к девяти надо было быть дома. Антон потом положил шузы на полку, выучил язык, уехал во Францию, откуда вернулся в Челябинск и устроился к отцу на завод. Алена открыла для себя алкоголь, новую компанию, нашла жениха, но челку не оставила. Больше я их не видел.

Сиденье велика скрипело под задницей, за спиной проносились пейзажи района, а с ними — воспоминания. Вот здесь нас с Антоном пытались ограбить, и я отдал тогда девятнадцать рублей. Вот здесь, увидев обрушенный фонарный столб, я надумал собирать металлолом, но мама запретила. А вот на гараже граффити «Лох», которое мы нарисовали семь лет назад. Все это теперь позади. Раньше район казался мне таким большим и пугающим, и я боялся заходить в незнакомые места, а теперь все здесь такое мелкое, приземленное, даже глупое.

Я притормозил и поставил велик на подножку. Вот он, мой старый двор. Здесь я прожил до семи лет, пока отец не перевез нас в новый дом. Две пятиэтажки все так же смотрят друг на друга, но теперь они выглядят совсем тускло. На месте бывшей детской площадки, где раньше мы играли в песочнице, теперь парковка и турник. Раньше тут все тусовались после детского сада, а теперь ни души — все сидят по домам. Когда-то у дома дядя Гия разбил клумбы, а теперь здесь асфальт. Две пятиэтажки и парковка — вот и все, что осталось от моих детских мест. Разве что стоит помойка, на которой однажды ночью мы с Антоном пришли бить бутылки со скуки. Мама тогда пришла на шум и погнала меня домой отмываться. Она ругалась, а я не понимал, в чем моя вина.

Я объехал свой дом: за ним когда-то был глубокий наполненный мусором овраг, в который отец, куря на балконе, бросал бычки. Теперь оврага нет, только асфальт. Когда-то здесь мы наблюдали с Антоном, как Леша из второго подъезда жует траву и гудрон, сплевывая черную кашу. Интересно, много ли здесь осталось людей, которые помнят, как все было раньше?

Я вернулся к дому и заметил в одном из окон чье-то лицо, а через секунду оно быстро скрылось за шторой. Вот и мой подъезд: ступеньки совсем уже стерлись. Когда мне было пять, мы приехали на машине к подъезду, у которого сидела толпа подростков.

— Сидите пока, — сказал отец и уверенно вышел из машины. Я помню, как отец хватал их за воротник и скидывал со ступенек. У одного из рук вылетел пакет с клеем. Сейчас, наверное, они все уже мертвы.

Зайти в подъезд я не решился. Интересно, как сейчас выглядит моя квартира? Мы ушли из нее, когда мне было семь лет. Мне часто снится сон, как мы с матерью заходим в теперь уже заброшенный дом. В своей опустевшей квартире мы в темноте находим кухню, зажигаем свечу и смотрим в окно.

Мама родила меня на Курильских островах, где тогда служил уехавший из Украины отец. В роддом ее везли на военном внедорожнике: другой автомобиль не смог бы проехать по острову сквозь ураган. Год меня выхаживали в квартирке, где часто отключались свет и отопление, а позже семья на грузовом самолете улетела в Челябинск. Теперь я уехал в Москву.

Куда я поеду потом — я не знаю, но сейчас я сажусь на велосипед и еду домой. Пора прекращать думать о прошлом, иначе однажды можно в нем остаться.

Агентам не звонить

С наступлением лета клуб закрылся, и я остался без работы. То, чем помогали родители, уходило на оплату жилья и раздачу долгов. Деньгами я почти не пользовался: одеваться и есть почти не нужно, за это я люблю лето. Недолго я проработал в одном магазине дорогой мужской одежды, с утра до вечера составляя описания для товара: