— Лё-оля… Лё-оля…
Звонкое эхо подхватило крик, раздробило его, размножило и пронесло над морем, смешивая с шепотом сосен и шумом набегающих волн.
— Вылеза-ай! Давай позаго-ра-а-ем! — кричал с берега Пашка.
— Не хо-чу-у! — Над желтым колышущимся на волнах матрасом взметнулась узкая, еще больше истончившаяся в режущих глаза солнечных бликах, рука. Белые, неподвластные загару пальцы раскинулись веером, пропуская и ловя горячие лучи. — Не хо-чу-у! — и высокий переливчатый голос прозвенел над вялой водной гладью.
Матрас качнулся: вздыбил свой край, опал и снова легко затрепетал в тихих волнах.
— Лёлька, пошли загорать! — крикнул Сашка. Но в ответ раздался только звонкий смех. — А я говорю: пошли! — взметнул он ввысь вопль и бросился в воду.
Голое молодое тело на мгновение мелькнуло в узкой кромке солнечного берега, отделяющей лесную тень от водной глади. Брызги окатили загорелые мальчишечьи плечи и ноги, жар раскаленного солнцем тела вспыхнул от кажущейся ледяной воды, вырвав из горла короткий вскрик и быстрый взбивчивый смех.
После чего сильные руки резкими крепкими взмахами рассекли слабую волну. Согревая тело, не давая сковать его короткому обманчивому холоду.
Девушка на матрасе на мгновение приподняла голову, скосив глаза под темными очками, переливчато засмеялась и откинулась назад. Водная гладь, взбаламученная пловцом, заколыхала резиновое надувное тело матраца: тот забился, заплясал, не даваясь в руки. Но парень уже ухватился за край, подтянулся, повиснув на борту, обдал тонкие горячие икры девушки ледяными брызгами.
Та взвизгнула, поджимая ноги, матрас изогнулся — под поясницу плеснуло обжигающе-холодной волной.
— Поплыли на берег!
Но худенькие коленки упрямо расслабились, и девушка растянулась, откинув голову. Выжженные белесые волосы разметались по желтой резиновой шкуре.
— Не хочу, вода холодная, — в капризной неге прошептала она, — не хочу в воду.
Узкая бледная рука прошлась по кромке надувного челна, погладила его выпуклый горячий край, и между тонких, высушенных на солнце, потрескавшихся губ высунулся кончик языка. Оставляя капельку моментально высыхающей влаги на горячей коже.
— Давай, я тебя отвезу. — Сашка легко соскользнул, оставив темный влажный след на резине, подхватил недоверчивый, увертливый край матраса и принялся грести к берегу. Таща за собой покачивающийся на волнах ярко-желтый баркас.
Девушка уже окончательно проснулась, сбросила вялую дремоту. Приподнялась на локтях, глядя на пустынный берег. Сквозь защитную муть темных очков, закрывающих половину лица, окинула взглядом бухту.
Никого. Только узкий каменистый берег, упирающийся в короткие серые утесы. Поросшие стрекочущими на слабом ветру соснами. Да шуршащая кромка моря: мягко накатывающие и отступающие волны. Темная полоса мокрой гальки. Белая полоса раскаленной на солнце.
На мгновение глаза ее задержались на единственном человеке на вытянутом иссушенном берегу. Обнаженный юноша, по-мальчишески худой и по-южному загорелый, расстилал толстые белые полотенца. Жаркое крымское солнце вызолачивало выступающие лопатки.
— А-а! — и с коротким взвизгом девушка перекувыркнулась через борт матраса.
Уже у самого берега.
Желтое тело брошенного надувного друга обиженно забилось в поднятой волне, вздыбилось и заметалось, вырвавшись из Сашкиной руки.
— А-а! — еще звонче вскрикнула Лёля, выныривая из воды. Без очков, которые она сжимала в кулаке, с потемневшими волосами. От холода тело ее покрылось гусиной кожей, дрожь прошла от плеч до пальцев ног, которые нещадно колола галька.
Девушка с визгом побежала к берегу, высоко задирая худые колени. А море не хотело отпускать ее нежное юное тело, держало за ноги, хватало щиколотки, тормозило, замедляло шаг. Тучи брызг окатывали ее, взметываясь в небесную синь.
Солнечные лучи и зелень сосен отражалась в искрящихся брызгах: если смотреть от воды — зеленых, если от скал — золотисто-желтых.
Лёля тяжело, судорожно выбиралась из воды, оступаясь, боязливо поджимая ноги на колких камнях.
Сашка бросился догонять, волоча забытого желтого гиганта, который висел в воздухе, поднятый упрямой рукой, бил подушкой о волны, вырывался и негодовал.
Но парень, не слушая возражений, выволок его на жаркий берег, бросил на раскаленную гальку и вышел следом. Весь в блестящих соленых брызгах.
Теплое ласковое море, отпустив их тела, будто еще успокоилось, замерло. И волны совсем стихли, едва-едва облизывая колкий берег.
— А-а… — ступив на белые, раскаленные солнцем камни, вскрикнула Лёля. Подпрыгнула, поджала ногу, боязливо пряча узкую детскую ступню с синеватыми жилками, — как горячо! — обжигая босые пятки, добежала и с разбега упала на расстеленное махровое полотенце. Но и оно, всего за несколько минут успев прогреться, обожгло нежную, почти голубовато-бледную кожу.
Солнце на ее теле вызолотило веснушки: на носу, щеках, руках, на бледной маленькой груди, животе. Ресницы выгорели и стали почти прозрачными. На мгновение девушка приоткрыла светло-серые, почти лишенные цвета глаза. В которых не отражалось ничего, кроме счастья, моря и солнца.
