Страна возможностей - [25]

«Силуэт Amsterdam Snorkel Parka, которая, к слову, производится только в США, адаптирован для городских условий с сохранением всех практичных достоинств оригинальной N—3B».

«Легкий городской рюкзак от Penfield с отделением для ноутбука выполнен из прочного нейлона CORDURA®».

«Amsterdam Snorkel Parka согреет вас как в прохладную погоду, так и в самые суровые морозы. Конструкция капюшона Snorkel, так называемая „труба“, защитит от самого сильного ветра».

«Тексты должны быть написаны простым, понятным языком», — говорили мне. И я сочинял описания для вещей, которые не могу себе позволить, а потом со мной попрощались. За день до оформления трудовой книжки.

И вот я сижу в чьей-то квартире, потягиваю пиво, желтый закат, свежий воздух, тот самый летний воздух, холодный и чистый, входит через распахнутые окна, и меня немного клонит в сон. Раздается звонок. Боже, это Влад, еще один привет из далекого прошлого.

Он был со мной в том же лагере, что и официантка Ира. Из Дагестана, русский, но с ярким акцентом. Небольшого роста, но очень самоуверенный и крепко сбитый. В случаях, о которых не хочется вспоминать, он меня выручил.

Помогал ему и я: по странному стечению обстоятельств в лагерь он попал как член какой-то местной детской газеты, что довольно странно, ведь он совершенно не умел складывать слова. Я писал за него тексты, брал дурацкие интервью — в общем, он мне тоже был должен.

Два года назад я встретился с ним в Москве. Влад стал еще крепче и коротко постригся. Локтями в этом городе он с первых дней начал работать уверенно и бойко, чему я не научился за три года: сначала продавал сим-карты в переходе, сбежал, устроился официантом, но и там ему оказалось не очень сытно. На кухне своей новой квартиры, которую он снимал вместе с четырьмя малоизвестными ему людьми, Влад рассказал мне про свой новый заработок. Над головой тускло светила лампочка, освещая гору грязной посуды в раковине. Прикасаться ни к чему не хотелось.

— Так на что ты сейчас живешь?

— Мэн (в своей речи Влад часто использовал устаревший сленг), я расскажу, но это прям большой секрет, никому. Получаю, кстати, очень хорошо. Под сотню.

— Я не уверен, что уже хочу знать.

— А я уже рассказываю. Как ты думаешь, звезды сами пишут свои книги?

— Не уверен, что многие из них в принципе умеют писать.

— Во-во, а все равно издают. И вот представь, приходит мужичок, регистрирует редакцию или типа того, я не вникал, а там на самом деле книгу собирают для такой вот звезды. Негры литературные пишут, понимаешь? И выходит потом какая-нибудь книжка «Моя жизнь в искусстве».

— Но ты-то не похож на литературного негра. Даже на литературного дагестанца еле тянешь.

— А я ничего и не пишу. Я разные флешки с информацией перевожу по городу, и с этими самыми писателями договариваюсь, и их умасливаю. Иногда я им делаю подарки, иногда они мне. Пойдем, кстати, покажу.

Он провел меня в гостиную, где спали как минимум два человека. Несвежее белье, заляпанные диваны. На стене огромный российский флаг.

— Красиво тут у тебя, уютно.

— Смешно! Смотри, что подарил мне один писака.

В руках его было два пакетика: один с шишками, другой — с камушком гашиша.

— Будешь?

* * *

Прошло еще много времени, прежде чем Влад позвонил мне тем летним вечером. Я мало тогда задумывался, сколько правды в его рассказах о том, что он курирует литературных негров, и почему при таком хорошем заработке он спит на грязной постели, деля квартиру с четырьмя другими людьми. В тот вечер я попрощался с ним и решил какое-то время на связь не выходить. И вот спустя почти два года он снова дал о себе знать.

— Влад?

— Мужик, здорово! Как дела?

— Да лучше всех, как ты? Я думал, тебя закопали уже где-нибудь.

— Не дождешься. Слушай, мэн, хочешь денег заработать?

— Спрашиваешь! А что делать нужно?

Однажды, кстати, Влад меня уже позвал «заработать денег», а привел в контору-однодневку, где школьников нанимали, чтобы те щелкали по ссылкам.

— Давай лучше при встрече объясню. Все проще не бывает и деньги хорошие.

— Это законно хотя бы?

— Конечно! Приедешь?

— Куда?

— Железнодорожный, в Балашихе! И возьми щетку зубную!

— Ебать.

На следующий день электричка, постукивая по рельсам, везла меня из Москвы. Цивилизация, какой ее считали жители столицы, закончилась, начались пейзажи попроще и дома поменьше. Лето, солнце бьет в окна, бликуя в немытых стеклах. Каждые десять минут появлялся бедный дурачок, продающий терки для морковки, или фломастеры, или раскраски. Бабка с ведром яблок вытерла одно яблоко об себя и грызет. Мужик на соседнем сиденье попивает пиво. Несколько лысых парней с имперской символикой на футболках грызут семечки в конце вагона. Общежитие, все мои знакомые, убогая, но уютная комната оставались позади. Куда я еду, зачем и насколько, я не знаю, и никто у меня не спросил. До конца каникул еще два месяца.

* * *

— Станция Железнодорожный, — прохрустело в динамике.

Я выпрыгнул из вагона на платформу и впервые за долгое время, оказавшись за Москвой, почувствовал что-то, похожее на тишину, вдохнул свежего воздуха. Железнодорожный, значит. Растут деревья, на дорогах потрепанный асфальт, никакой собянинской плитки, земля местами усеяна окурками. Я будто снова дома, в Челябинске.