Степные рубежи России - [21]
Убедить мусульманских соседей, Крым и Османскую империю, в том, что Москва – суверенное государство, равное своим западным соседям, тоже было нелегко. В 1474 году Иван III отправил посла в Крым для переговоров и подписания мирного договора (ярлыка докончательного). Посол получил инструкции попросить у крымского хана текст договора с Речью Посполитой и настаивать, чтобы имя российского монарха в мирном договоре было указано в точности так же, как имя польского короля, то есть «се яз Менли-Гирей царь пожаловал есмь, взял есми с своим братом, с великим князем Иваном, братство и любовь»[113].
Правильную титулатуру московского властителя нужно было защищать любой ценой. В 1515 году московский посол в Османской империи должен был внимательно следить за тем, чтобы титул его царя не умалялся и чтобы султан называл великого князя Московского «братом» на основании того, что великий князь – брат римского императора Максимилиана и других славных властителей. Чтобы убедиться, что титул передан правильно, посол должен был попросить русский перевод османского текста и взять его с собой в помещение русского посольства, чтобы сравнить с версией, привезенной из Москвы[114].
Дипломатический протокол тоже должен был отражать новые завоевания московских правителей, что было непростой задачей. В 1655 году Крымское ханство отказалось признавать титул царя, описывавший его как повелителя Литвы, Малой и Белой Руси, Волыни и Подолья. В ответ на протесты московского посла крымский чиновник заявил, что, даже если это некогда было правдой, теперь титул устарел и не соответствует реальности. Москва не только требовала, чтобы ее монархов правильно титуловали, но и инструктировала своих послов разговаривать напрямую с крымским ханом или султаном и отказываться преклонять перед ними колени. Не один московский посол был изгнан из присутствия различных мусульманских властителей и китайских императоров за дерзкое и неуважительное поведение[115].
Конечно, упрямство московских чиновников и послов за границей отнюдь не объяснялось исключительно бюрократической негибкостью. Речь шла о чести, престиже и достоинстве, которые Москва стремилась обрести. Честь, впрочем, была продуктом определенной политической культуры, и нет ничего удивительного в том, что взгляды Москвы часто отличались от взглядов ее соседей. Одним из постоянных камней преткновения был христианский обычай московитов снимать головной убор в знак уважения. Мусульманский же обычай требовал, чтобы голова была покрыта. Ряд конфликтов по этому поводу свидетельствует об удивительном упрямстве и бескомпромиссности московитов. Например, в 1536 году ногайский правитель Шейдяк горько жаловался, что великий князь приказал ногайскому послу в Москве снять шапку. Чтобы снизить напряженность в московско-ногайских отношениях, Шейдяк предложил дозволить ногайским послам оставаться с покрытой головой, но и русским послам тоже не обнажать головы в его присутствии[116]. В 1604 году два соперничающих ногайских правителя получили приглашение приехать в Астрахань уладить свои разногласия. Во время обеда, когда гостей обносили чашей в честь великого государя Московского, один из соперников-ногайцев, Иштерек, фаворит Москвы, снял шапку и преклонил колено, чтобы выпить чашу. Другой ногайский мурза, Джан-Араслан, отказался снять шапку, объяснив, что таков мусульманский обычай и что мусульмане не обнажают голову даже во время молитвы. Русских его доводы не убедили, и он был вынужден последовать примеру Иштерека[117].
Снимать шапку в честь русского государя стало прежде всего проявлением подчинения, и этого требовали как от мусульман, так и от немусульман. К забавному компромиссу в 1661 году пришли русский посол у калмыков, дьяк И. С. Горохов, и калмыцкий тайши Дайчин. Во время приема Горохов предложил Дайчину встать и снять шапку, когда он упомянет имя царя. Когда Дайчин ответил, что у калмыков нет такого обычая, Горохов упрекнул его, сказав, что все монархи так поступают и, если Дайчин продолжит сидеть в шапке, он тем самым выкажет неуважение. Смущенный Дайчин объяснил, что не хотел оскорбить царя. В качестве компромисса он приказал переводчику встать и продолжать переводить, сняв шапку. На этом Дайчин и Горохов и сошлись[118].
Наблюдательные люди из числа местных жителей обратили внимание, что в Москве обнажить голову означает признать свое подчиненное положение. Один из них, кабардинский князь Сунчалей Черкасский, провел несколько десятилетий на московской службе в пограничной Терской крепости (Терки) и был хорошо знаком с московским политическим словарем. В 1618 году, пытаясь убедить Москву не принуждать уцмия Кайтагского Рустем-хана приносить присягу царю, Сунчалей рассказал, что уцмий – независимый властитель, который не платит ясак и никому не дает заложников. Чтобы русские не ошибались по поводу статуса Рустем-хана в отношении других местных правителей, он добавил, что Рустем-хан не обнажает голову в присутствии шамхала[119].
Честь соответствовала статусу, а статус – подаркам, игравшим важнейшую роль в степных обществах. Циклы взаимного бесчестья порой казались бесконечными. С русскими послами при ногайских дворах обошлись плохо, когда они отказались предоставить ожидаемые подарки и денежные выплаты, и в ответ ногайских послов вышвырнули из Москвы
