Степные рубежи России - [23]

.

Конечно, лишь Чингизиды могли считаться законными правителями Орды. Многие претенденты, несмотря на свою военную и политическую мощь, так и не добились признания, не сумев доказать своего происхождения от Чингисхана. Таким образом, когда промосковски настроенный ногайский мурза Белек-Булат писал Ивану: «В той земле он сказывается Чингисовым прямым сыном и прямым царем государем называется. А в сей земле яз де Идигеевым сыном зовуся [А в этой стране я зовусь сыном Едигеевым]», он стремился поддержать претензии Ивана и вместе с тем укрепить собственное положение. Затем он осыпал Ивана другими звучными титулами, которые, впрочем, порой противоречили друг другу: «Чингисову сыну Белому князю православному государю»[129]. Двадцатью годами позже ногайский бий Урус в одной и той же фразе назвал Ивана «всего христианства государю, великому князю, белому царю»[130].

Поскольку подавляющее большинство ногайских писем сохранилось лишь в копиях русских переводов, можно выразить сомнение, действительно ли ногайцы записывали все эти титулы или же их вставили раболепные московские переводчики. Как бы то ни было, настойчивое желание Москвы присвоить самые различные титулы имело своей целью укрепить статус Московского государства и сделать его правителей более легитимными. Русский царь был превыше всего: наследник византийских императоров и ханов-Чингизидов, христианский повелитель Запада и «белый царь» Востока. Насколько важным для Москвы было наследие Золотой Орды, демонстрирует тот факт, что после завоевания Казани в 1552 году, Астрахани в 1556 году и Сибири в 1598 году в царской сокровищнице в Москве появились короны этих ханств[131]. Лишь в начале XVII века, после исчезновения Ногайской Орды и укрепления верховной власти Москвы в бывших золотоордынских владениях, претензии Москвы на ордынскую легитимность потеряли свою значимость.

2. Концепции степного фронтира и стратегия Москвы

Не хвались в поле едучи, хвались из поля.

Русская поговорка

Фронтир

К югу от Московии границ не было: провести их можно было бы лишь в том случае, если бы соседние народы сумели определиться и договориться, как поделить это пространство. Но среди кочевников не было представления о суверенитете над территорией, поэтому провести границу в степи было попросту невозможно. К тому же подобную границу было бы нелегко защищать от набегов кочевников. Поэтому на юге владения Москвы ограничивал невидимый рубеж, проходивший через казавшуюся бескрайней степь, известную как «дикое поле»: это название одновременно указывает на открытость степных просторов, их неподвластность и опасность.

Важно провести разделение между понятиями «фронтир» и «граница». Фронтир – это регион, лежащий на периферии заселенной или развитой территории, политико-географическая область, находящаяся вне политического объединения. Граница, напротив, – четко проведенная линия, разделяющая суверенные государства. Если сформулировать иначе: чтобы была граница, необходимо хотя бы два государственных политических объединения. Именно государство строит, поддерживает и укрепляет границы, как на физическом, так и на ментальном уровне. На западе, где Россия имела дело с другими суверенными государствами, их территориальные пределы были обозначены границами. На юге и востоке, где колонизационные усилия России встретили на своем пути различные народы, не имевшие государственной организации и четко очерченных границ, Россию от ее соседей отделял фронтир[132].

Вплоть до конца XVII века границу и фронтир обозначали разными терминами. Самый старый термин, использовавшийся в Киевской Руси, – межа – так называли границу, разделявшую различные земельные владения[133]. Рубеж и граница – два других термина, которые использовались как синонимы слова «межа», но со временем они приобрели значение линии, разделяющей города и княжества[134]. Как «рубеж», так и «граница» указывали на западные границы Московского государства и приграничные земли (места порубежные). С начала XVII века, когда Московия стала видеть в себе территориальное национальное государство, термины «рубеж» и «граница» стали обозначать национальные границы Московии с другими суверенными государствами[135].

Но на юге и юго-востоке ни один из этих терминов не использовался. Лежавший на юге степной фронтир описывали при помощи различных двусмысленных терминов. В эпоху Киевской Руси термин дикое поле означал ничейную землю, отделявшую Русь от ее кочевых соседей. Термины край и украина (край, периферия – отсюда происходит название Украина) использовались как на Руси, так и в Московии. Фронтир был усеян пограничными крепостями (украинными государевыми острогами), а люди, жившие в них и вокруг них, были известны как крайние люди. За пределами южных бастионов Московии простиралось поле, степные земли, неподконтрольные ни одному из государств[136].

В Сибири, к примеру, с точки зрения российских властей, граница проходила между местными народами, платившими ясак правительству, и теми, кто его не платил. Местные жители, отказывавшиеся немедленно подчиниться русским губернаторам, классифицировались как враждебные,