Степные рубежи России - [20]

.

Время для осуществления великого екатерининского плана преображения казахской степи еще не настало, но правительство сделало важный шаг в деле укрепления и легитимизации своей власти над растущим числом мусульман Российской империи. В 1788 году указом Екатерины в Уфе было создано Духовное магометанского закона собрание (впоследствии Оренбургское магометанское духовное собрание). Главой собрания был исламский клирик с титулом муфтий (наивысший ранг среди улемов, официальных толкователей исламского закона), назначаемый российским правительством. Собранию была вручена власть над всеми мусульманами Российской империи, за исключением крымских татар[107].

Собрание и муфтий неоднократно защищали российские интересы. В 1790 году, надеясь успокоить волнения среди казахов, правительство отправило к ним муфтия Мухаммеджана Хусаинова (Мухаммед Джана аль-Хусаина). После переговоров несколько именитых лиц признали, что местное мусульманское духовенство пыталось поднять казахов на борьбу за освобождение мусульман от угнетения неверной России, но муфтий, исходя из своей интерпретации Корана, сумел убедить их, что мусульмане могут быть подданными Российской империи, это отнюдь не противоречит их закону[108].

Однако не каждый поддавался на такие аргументы, и религия чаще не успокаивала российских мусульман, а, напротив, поднимала их на совместную борьбу против неверных русских. Хотя в конце XVIII века власти проявили готовность принять мусульман в качестве подданных Российской империи, существовало четкое понимание, что империя является христианской и православной, и полноправными в ней могут быть только христиане и те, кто обратится в христианство. Религия оставалась важнейшим маркером идентичности для всех народов, живших в Российской империи.

Идеология и дипломатия

Тщетным будет любой поиск меморандумов, излагающих внешнюю политику России ранее середины XVIII столетия, – и вообще каких-либо попыток обсудить и сформулировать отношение России к людям, жившим на ее южных границах, и российскую стратегию по отношению к ним. Нет ничего удивительного в том, что в высокоцентрализованной Московии никто не спрашивал мнения чиновников на местах, а любое обсуждение подобных вопросов ограничивалось узким и тайным кругом царских советников. Тем не менее эволюция российского восприятия южных соседей и отношения к ним становится совершенно очевидной, если проанализировать изменения в использовании титулатуры и дипломатических процедур[109].

Иван III был первым, кто присвоил себе титул «царь», но за пределами Московии этот титул никто не признал, и Василий III вернулся к менее спорному титулу «великий князь». Тщательно продуманная коронация Ивана IV царем всея Руси в 1547 году показала, что Москва вновь чувствует себя уверенно. В католической Европе лишь папа мог пожаловать королевский титул, а в Степи ханом мог стать только потомок Чингисхана. Присвоение титула «царь» указывало на огромные дипломатические и политические амбиции: это означало, что московский правитель заявляет о своем равенстве с королями Европы и степными ханами.

Более того, бросив вызов Священной Римской империи и папе, Иван IV показал, что московский властитель считает себя наследником Византии, является императором и единым христианским правителем, который сохраняет истинную христианскую веру. Кроме того, принятие титула царя и последующее завоевание Казани и Астрахани недвусмысленно бросали вызов крымскому хану, претендующему на роль единственного наследника Золотой Орды. Москва должна была стать столицей Вселенной, как она являлась московитам, где правил царь, повелитель всех христиан, «белый царь». Другими словами, Москва была одновременно Третьим Римом, новым Иерусалимом и новым Сараем[110].

Поздно явившись на международную арену, Москва очень сильно беспокоилась о своем статусе и престиже и, не жалея сил, убеждала соседних монархов, что она является законной обладательницей равного с ними, а то и высшего статуса. Одним из самых откровенных примеров являются инструкции, полученные московским посланником, отправлявшимся в 1553 году к польскому королю Сигизмунду III. В случае если бы его спросили, почему Иван называет себя царем, посол должен был ответить, что еще великий князь Владимир Святой был назван царем, когда он вместе со всей Русской землей был окрещен греческим царем и патриархом, а затем и великого князя Владимира Мономаха называли царем и, наконец, потому что он, Иван, захватил Казанское ханство[111]. Хотя собственное кредо Москвы сформулировано не было, инструкции посланнику отчетливо показали, что Москва черпала свою легитимность сразу из нескольких источников: традиции христианской Византии, Киевской Руси и Золотой Орды.

Ставкой в борьбе за царский титул был сам суверенитет Московского государства, в его законных и признанных границах, а также имперские замыслы московского властителя. Польского короля и христианский Запад было нелегко убедить аргументами Ивана IV. В 1582 году Антонио Поссевино, папский посол и посредник, отказался называть Ивана царем без согласия папы. В конце концов был достигнут компромисс – титул царя содержался лишь в русской версии польско-московского мирного договора