Степные рубежи России - [18]

Впрочем, христианская солидарность все равно играла вторую скрипку по сравнению с геополитическими интересами Москвы. Подобно русским князьям, никогда не стеснявшимся использовать монголов против своих соперников, Москва обращалась к услугам своих нехристианских народов в войнах против христианских монархов Запада. Незадолго до подписания Андрусовского перемирия с Польшей в 1667 году царь написал польскому королю письмо с призывом заключить мир, поскольку оба разделяют единую христианскую веру. Возможно, слова царя прозвучали столь лицемерно, что король ответил с иронией: сначала, сказал он, необходимо посовещаться с крымским ханом[90].

Продвижение московитов на Северный Кавказ, где позади линии, разделявшей христианство и ислам, можно было найти других православных христиан, служит живейшей иллюстрацией взаимодействия религии и политики. C середины XVI века, когда Россия пришла в этот регион, христианская идентичность Российского государства играла важнейшую роль в его экспансионизме. Единственные христиане с государственным образованием, оказавшиеся по ту сторону границы, были грузины. Окруженные мусульманскими народами Кавказа и вынужденные платить дань то персам, то туркам, грузины часто жаловались на надругательства над христианством, чтобы добиться помощи русских. Они просили Москву избавить их от турок, захвативших значительную часть их земли, а также от шамхала и его людей, которых они называли «неверные собаки горские люди Шамкалски тадбою крестьян ночью пленит и ясыри в полон ведут да от хрестьянские веры в бусурманскую веру нудят христиан»[91].

Христиане были не единственными, кто обращался к могущественным единоверцам за помощью и вмешательством. В то время как грузины умоляли Россию о помощи, дагестанский шамхал, встревоженный быстрым продвижением русских в регионе, писал в 1589 году османскому султану. Он рассказывал, как русские захватили его реку, построили крепость и готовятся послать против него большую армию. Он предупреждал, что русские завоюют его страну и обратят его народ в христианство, и «Дербени твоей и Шамахе и Ширвани и Гонже и всем городом, что ты поимал у Кизылбашского [персидского шаха] и у Семена Олександрова зятя [грузинского царя] – как устояти? Все те городы будут за царем за Московским; а бусурман в тех городех высекут – и за те души Богу тебе ж ответ дати. А как те городы поемлет, а государева рать будет в соединенье с Кизылбашским шахом и с Олександром царем и с Семеном Олександровым зятем, – и ты не удержишь тое рати и до Царягорода. И толко та рать придет на Царьгород с сее стороны, а фрянки и Шпанской король [короли Франции и Испании] придут з другие стороны, – и тебе как усидети и самому в Царегороде? Поймают тебя, а бусурман всех высекут, а иных в свою веру крестьянскую приведут – и наша бусурманская вера вся розоритца от тебя, толко [если] не вступишся за нас»[92].

В то время, когда между религией и государственным суверенитетом не было четкой границы, да и невозможно ее было провести, важнейшие государства региона часто заявляли претензии на земли и народы, исходя из общей религии. Русские послы всегда были готовы заявить о российском суверенитете над Западной Грузией, потому что «Иверская земля изначала православные хрестьянские веры греческого закона». Они слышали аналогичные аргументы от турок, настаивавших, что черкесы и кумыки – мусульмане, а следовательно, подданные Османской империи[93]. В 1645 году один из правителей Южного Дагестана, уцмий Кайтагский, отвергнув притязания Москвы на то, что два правителя в Северном Дагестане являются российскими подданными, недвусмысленно высказал свой взгляд на вещи: «И вам буди ведомо: Казаналп и Бурак мусульманы, а мусульманом у хрестьянского государя как в холопех быть, они холопи государя нашего шаховы»[94].

Конечно, подобная бескомпромиссная риторика была своекорыстной и лживой одновременно. К середине XVII века многие мусульмане оказались в пределах Российского государства, а многие христиане стали подданными Османской империи. Многочисленные требования крымских ханов вернуть им Казань и Астрахань, потому что два ханства были мусульманскими со стародавних времен и принадлежали династии крымских ханов, были неубедительны для Москвы[95].

Невзирая на всю риторическую мощь религиозных призывов, подобную солидарность часто приносили в жертву более прагматическим нуждам. К примеру, грузины, чтобы получить помощь Москвы против шамхала, чьи регулярные набеги разоряли грузинские деревни, непрестанно жаловались, что христианство попрано и страдает. Но когда военной помощи не было, грузины не колеблясь сотрудничали с персами или турками. Лучшими информаторами России среди местного населения нередко были представители исламского духовенства. Наконец, как христиане, так и мусульмане использовали пилигримов в качестве шпионов, а вопросы веры – как прикрытие для политических целей[96].

Религиозные и политические соображения приводили к постоянным столкновениям и порой затрудняли примирение. Во время российского вторжения в Дагестан в 1722 году крымский хан писал шамхалу Адиль-Гирею, чтобы тот не верил словам московитов, а вместо этого объединил всех мусульман против неверных во имя ислама