Сперонара - [171]

Никто не пришел на помощь побежденным, так что понадобился всего лишь один день, одно-единственное сражение, продолжавшееся не более пяти часов, чтобы корона Неаполя и Сицилии выскользнула из рук Швабской династии и покатилась к ногам Карла Анжуйского.

Французы остановились лишь тогда, когда устали убивать. Они понесли большие потери, но потери гибеллинов были чудовищны. Пьетро дельи Уберти и Джордано Ланча были захвачены живыми; сестра Манфреда, его жена Сибилла и его дети были схвачены и вскоре умерли в тюрьмах Прованса, а вся эта превосходная армия, еще утром столь преисполненная бодрости и надежды, словно улетучилась как дым, и от нее остались только трупы, лежавшие на поле битвы.

Манфреда искали в течение трех дней, ибо победа Карла Анжуйского была бы неполной, если бы Манфреда не нашли мертвым или живым. В течение трех дней тела убитых рыцарей осматривали одно за другим; наконец, один немецкий оруженосец опознал Манфреда; он положил его труп поперек спины осла и привез в Беневенто, в дом, где остановился Карл; однако, поскольку Карл не знал, как выглядит Манфред, и боялся, что его обманут, он приказал положить этот труп, совершенно нагой, посреди большой залы, а затем велел привести Джордано Ланча. Пока выполняли его приказ, Карл поставил стул рядом с мертвецом и принялся его разглядывать; у погибшего были две широкие и глубокие раны, одна на горле, другая на правой стороне груди, а также синяки по всему телу, и это свидетельствовало о тот, что он получил множество ударов, прежде чем пасть в бою.

В то время как Карл осматривал это изувеченное тело, дверь открылась и появился Джордано Ланча. Стоило ему взглянуть на труп, как он узнал убитого, хотя лицо того было залито кровью, и вскричал, ударив себя по лбу: "О мой повелитель! Мой повелитель! Что с нами стало!" Карлу Анжуйскому больше ничего не было нужно; он узнал все, что хотел узнать: это и в самом деле был труп Манфреда.

И тогда французские рыцари, ходившие на поиски Джордано Ланча и вошедшие в комнату вслед за ним, попросили у Карла Анжуйского позволения хотя бы похоронить в освященной земле того, кто еще тремя днями раньше был королем двух королевств. Но Карл ответил: "Я охотно сделал бы это, не будь он отлучен". Рыцари опустили головы, ибо то, что сказал Карл, было правдой, и проклятие папы преследовало отлученного от Церкви даже после его смерти. Поэтому они ограничились тем, что вырыли яму у подножия моста в Беневенто и закопали Манфреда, даже не поставив на этой одинокой могиле никакого знака, указывающего на то, кем был тот, кто в ней лежит. Однако солдаты-победители, не желая смириться с тем, что место погребения столь великого полководца останется неизвестным, взяли каждый по камню и положили на его могилу; но папский легат не позволил, чтобы останки Манфреда покоились под этим памятником, воздвигнутым благодаря состраданию его врагов; он приказал выкопать труп и, вывезя его за пределы Папского государства, бросить на берегу реки Верде, где его растерзали вороны и хищные звери.

Вместе с Карлом Анжуйским папа римский и, следовательно, гвельфы торжествовали по всей Италии победу; в ту пору Флоренция была оплотом гибеллинов. Мятеж, поднявшийся там в тот самый день, когда пришло известие о сражении при Беневенто, ниспроверг их власть; и тогда Карл Анжуйский, чтобы не дать им ни времени, ни средств разобраться в обстановке, отправил одного из своих заместителей на Сицилию и двинулся на Флоренцию.

Флоренция открыла перед ним свои ворота, подобно тому как ей пришлось открыть их двести лет спустя перед Карлом VIII; Флоренция устроила в честь победителя празднества; Флоренция чрезвычайно торжественно повела его смотреть на изображение Мадонны, только что законченное Чимабуэ.

Тем временем французские военачальники делили между собой королевство, а солдаты грабили города; это поведение, из-за которого новый король должен был быстро лишиться своей популярности, вновь вселило в гибеллинов определенную надежду: они обратили свои взоры на Германию; там была единственная звезда, сиявшая на их небосклоне. Конрадин, сын Конрада, внук Фридриха, племянник Манфреда, воспитывавшийся при дворе своего деда герцога Баварского, только что достиг шестнадцатилетнего возраста. Это был молодой человек с возвышенной душой и чистым сердцем, не ждавший ничего иного, как минуты, когда он взойдет на престол или умрет: он запрыгал от радости и надежды, узнав из посланий гибеллинов, что эта минута настала.

Его мать Елизавета воспитывала сына для трона; это была женщина с благородным сердцем и выдающимся умом: она с печалью смотрела на прибывших гонцов, но, отнюдь не собираясь ставить свою материнскую любовь между ними и сыном, предоставила мужчинам возможность самим принимать судьбоносные решения, что только им и надлежит делать.

Было решено, что Конрадин возглавит войско гибеллинов и при поддержке императора попытается отвоевать королевство своих предков.

Вся немецкая знать поспешила сплотиться вокруг Кон-радина. Фридрих, герцог Австрийский, сирота, как и он, лишенный своего государства, как и он, молодой и бесстрашный, как и он, вызвался быть его секундантом в этом страшном поединке. Конрадин согласился. Молодые люди поклялись, что ничто не сможет их разлучить, даже смерть, встали во главе десяти тысяч конников, собранных заботами императора, герцога Баварского и графа Тирольского, и в конце 1267 года прибыли в Верону.