Сперонара - [172]

Карл Анжуйский сначала намеревался преградить своему юному сопернику дорогу из Рима и встретить его между Луккой и Пизой, опираясь на мощную поддержку флорентийских гвельфов. Между тем лихоимство его министров, бесчинства его военачальников и мародерство его солдат вызвали мятежи в его новом государстве. Карл написал Клименту IV письмо с просьбой помочь ему словом и деньгами, но Климент, также возмущенный тем, что творилось едва ли не у него на глазах, написал в ответ:

"Если твое королевство безжалостно грабят твои же министры, то винить в этом следует тебя одного, ибо ты даровал все должности разбойникам и убийцам, творящим в твоем государстве безобразия, на которые Богу невыносимо смотреть. Эти подлые люди не боятся запятнать себя насилиями, прелюбодеяниями, незаконными поборами и всевозможными бесчестными поступками. Ты пытаешься разжалобить меня своей бедностью, но как я могу поверить в нее? Полно! Ты не хочешь или не умеешь жить на доходы государства, благодаря обилию которых Фридриху, в ту пору уже императору Римлян, было из чего покрывать затраты поболее твоих, было из чего насыщать алчность Ломбардии, Тосканы, двух маркграфств и всей Германии и вдобавок накапливать несметные богатства!"

В итоге Карлу Анжуйскому пришлось вернуться в Неаполь и бросить папу на произвол судьбы, как папа бросил его. Что касается мятежа, то, едва вернувшись в свою столицу, он одолел своих противников в рукопашной схватке и быстро подавил его в своих железных тисках.

Климент IV, который не мог полагаться на Рим, плохо укрепленный город, неспособный выдержать осаду, удалился в Витербо. Оттуда он трижды посылал Конрадину приказ распустить войско и босым явиться к преемнику святого Петра, чтобы смиренно получить из его рук собственный приговор, который тому будет угодно вынести. Но гордый юноша, безмерно опьяненный приветственными возгласами, которыми его встретили в Пизе и которые сопровождали его от Пизы до Сиены, даже не соизволил ответить на письма святейшего отца, после чего в день Пасхи Климент огласил приговор отлучения Конрадина и его сторонников от Церкви, лишавший его титула короля Иерусалимского — единственного титула, который оставил своему племяннику Манфред, отняв у него государство, и освобождавший вассалов Конрадина от их клятвы верности.

Через несколько дней Клименту IV сообщили, что Конрадин разгромил Гийома де Бельзельва, маршала Карла Анжуйского, у Понте а Валле. В тот миг Климент молился; он поднял голову и произнес лишь следующие слова:

— Все усилия нечестивца обратятся в ничто.

Еще через день папе сказали, что армия гибеллинов подошла к городу и уже находится в поле зрения. Папа поднялся на крепостную стену и увидел оттуда Конрадина и Фридриха, которые, не решаясь идти на штурм, тем не менее заставили десять тысяч своих солдат гордо прошествовать у него перед глазами. И тогда один из кардиналов, напуганный видом такого множества бравых по виду воинов, вскричал:

— О Господи! Какая мощная армия!

— Это вовсе не армия, — возразил Климент IV, — это стадо, которое ведут на заклание.

Климент говорил от имени Бога, и Богу предстояло подтвердить его слова.

Как и предвидел Климент, Рим не оказал Конрадину никакого сопротивления, и сенатор Генрих Кастильский собственноручно открыл ему ворота города. Конрадин оставался в столице христианского мира неделю, чтобы дать своей армии отдых и завладеть сокровищами, которые при его приближении спрятали в церквах; затем во главе пяти тысяч тяжеловооруженных конников он прошел мимо Тиволи, пересек долину Челле и вступил на равнину Тальякоццо. Там-то и ждал его Карл Анжуйский.

Хотя французскому принцу следовало бы в подобных обстоятельствах располагать всеми своими воинами, ему нельзя было собрать их подле себя, ибо он был вынужден разместить гарнизоны во всех городах Калабрии и Сицилии; однако Карл обратил взоры на своего естественного союзника — Гийома де Виллардуэна, князя Морей; он отправил ему письмо с просьбой о помощи, и Виллардуэн, переправившись через Адриатическое море, явился с тремя сотнями солдат.

Виллардуэн находился возле Карла Анжуйского вместе со своим главным коннетаблем Жади и мессиром Жаном де Турне, владетелем Калавриты, как вдруг он увидел, что на горизонте показалось войско Конрадина. Облаченный в легкий наряд, наполовину греческий, наполовину французский, и сидевший верхом на одном из тех быстрых скакунов из Элиды, каких Гомер хвалит за их стремительный бег, Гийом де Виллардуэн попросил у Карла Анжуйского позволения отправиться на разведку, чтобы выяснить численность немецкой армии; получив это разрешение, он помчался во весь опор в сопровождении двух своих помощников и, поднявшись на один из пригорков, откуда открывался вид на всю равнину, принялся вести наблюдение.

Армия Конрадина на треть превосходила численностью армию Карла Анжуйского и к тому же состояла из лучших немецких рыцарей. Так что Гийом вернулся к Карлу, храня озабоченный вид, ибо, каким бы отважным ни был князь, он сознавал всю серьезность положения, в каком они оказались.

Между тем король беседовал со старым французским рыцарем, весьма здравомыслящим и мужественным человеком, полезным и в совете, и в сражении, — сиром де Сен-Валери: сир де Сен-Валери, хотя и находился далеко от немцев, тем не менее заметил их численное превосходство и попытался охладить пыл короля, который, не делая никаких подсчетов, намеревался положиться на Бога и пойти прямо на врага; но тут, как уже было сказано, вернулся Гийом де Виллардуэн.