Сперонара - [153]

Он ушел, оставив Джельсомину подавленной новостью, которую она только что узнала.

Весь день и вся ночь прошли у нее в неустанной внутренней борьбе. Невозможно описать, что пережила Джельсомина за эту ночь и этот день. Раз двадцать она брала в руки перо и двадцать раз бросала его. Наконец, на следующий день, в три часа пополудни, в дверь еврея постучали; он пошел открывать. Какая-то женщина, лицо которой было скрыто под черной вуалью, вошла в дом; когда дверь за ней закрылась, она тотчас же подняла вуаль. Это была Джельсомина.

— Я пришла, — сказала она.

— Вы сделали больше, чем я ожидал, — сказал еврей. — Я полагал, что вы пошлете за мной, а вы пришли сами.

— Незачем было посвящать кого-либо еще в тайну, — ответила Джельсомина.

— В самом деле, это более осмотрительно, — ответил еврей. — Что вам от меня нужно?

— Узнать правду.

— Я вам ее сказал.

— Где доказательство?

— Вы сможете получить его, когда захотите.

— Каким образом?

— Вам надо спрятаться на улице Македа, напротив дома номер сто сорок. Там находится дворец с колоннами, словно нарочно созданными для этого.

— И что же дальше?

— Дальше? В полночь вы увидите, как Гаэтано войдет в дом, а в два часа ночи вы увидите, как он оттуда выйдет.

— В полночь, на улице Македа, напротив дома номер сто сорок?

— Совершенно верно.

— И следующей ночью он туда придет?

— Он приходит туда каждую ночь.

— Всякая услуга должна быть вознаграждена, — с горькой улыбкой продолжала Джельсомина. — Вы оказали мне услугу, в какую сумму вы ее оцениваете?

Еврей открыл шкатулку и протянул ее Джельсомине.

— Выберите из всех этих бриллиантов тот, который придется вам по вкусу больше других, — предложил он, — и мы будем в расчете.

— Замолчите! — воскликнула девушка.

Бросив на стул кошелек, в котором лежали пять или шесть унций и столько же пиастров, она сказала:

— Держите, вот все, что у меня есть; возьмите это. Я благодарю вас.

Джельсомина ушла, не захотев слушать ничего из того, что говорил ей еврей.

Вечером, в десять часов, она, как всегда, поцеловала старого Марио, который уже лежал в постели, и, вернувшись к себе, закуталась в длинное черное покрывало; затем, в одиннадцать часов, она тихо проскользнула в коридор, заглянула сквозь замочную скважину в спальню отца и убедилась, что свет там уже не горит. Поскольку эта темнота свидетельствовала о том, что старик уснул, девушка осторожно открыла входную дверь, взяла ключ, чтобы вернуться обратно по своему усмотрению, и ушла.

Десять минут спустя Джельсомина уже стояла на улице Македа, спрятавшись за одной из колонн дворца Джарди-нелли, напротив дома № 140.

За несколько минут до полуночи она увидела, как к двери подошел мужчина в плаще. Она узнала его с первого взгляда: это был Гаэтано. Девушка прислонилась к колонне, чтобы не упасть.

Гаэтано прошел туда и обратно, как он обычно делал, когда приходил к ней. Вскоре, после того же сигнала, от которого ее собственное сердце столько раз принималось биться чаще, дверь открылась, и Гаэтано скрылся из вида.

Джельсомина подумала, что она сейчас умрет, но ревность придала ей силы, которой та же самая ревность ее лишила. Она села на ступенях дворца и, скрытая в тени, которую отбрасывали колонны, стала ждать.

Прошло несколько часов; девушка отсчитывала их один за другим. Когда пробило три часа, дверь снова открылась и появился Гаэтано; его сопровождала женщина в пеньюаре из белого муслина. Сомнений больше не было: Джельсомину предали.

К тому же, словно Бог решил одним ударом лишить бедняжку всякой надежды, любовники дали ей время убедиться в ее несчастье. Ни тот, ни другая никак не могли расстаться. Их прощание длилось почти полчаса.

Но вот Гаэтано ушел и дверь закрылась. Джельсомина, стоявшая на ступенях дворца, напоминала мраморную статую. Наконец, точно оторвавшись от своего пьедестала, девушка сделала несколько шагов вперед, но ее ноги подкосились; она попыталась крикнуть, но голос ей изменил, и со сдавленным криком, даже не долетевшим до Гаэтано, она упала на мостовую, растянувшись во весь рост.

Придя в чувство, Джельсомина обнаружила, что она сидит на ступенях дворца Джардинелли. Какой-то человек подносил к ее лицу нюхательную соль: это был все тот же еврей.

Джельсомина смотрела на этого человека, испытывая ужас: он казался ей злым духом, упорно стремившимся погубить ее. Девушка начала рыться в карманах в поисках денег, чтобы заплатить ему за хлопоты; убедившись, что ее поиски напрасны, она сказала:

— У меня при себе ничего нет. Я пришлю вам вознаграждение.

— Завтра я сам приду за наградой, — ответил еврей.

— Не приходите! — вскричала Джельсомина, отшатнувшись от него. — Вы внушаете мне ужас!

И тогда еврей, рассудив, что сейчас не время снова делать свои предложения, рассмеялся и позволил ей спокойно уйти.

Джельсомина воспользовалась свободой, предоставленной ей евреем, и стала удаляться быстрым шагом. Вскоре она оказалась возле своего дома. Она пришла туда, ни разу не оглянувшись назад, не глядя по сторонам. Девушка была точно в бреду: какие-то призрачные видения проносились у нее перед глазами, а в ушах стоял какой-то странный шум.

Джельсомина попыталась открыть дверь, но не смогла найти замочную скважину; она решила, что сходит с ума, и, моля Бога пощадить ее, легла на каменную скамью, стоявшую под окном.