Сперонара - [140]

При виде Палермо вся наша усталость ушла прочь; мы забыли о мулах с их жесткой рысью и реках с их бесконечными излучинами; мы забыли о постоялых дворах, к наименьшим недостаткам которых можно отнести то, что там невозможно утолить ни голода, ни жажды, и о дорогах, где за каждым поворотом, каждым камнем и каждой насыпью притаился подстерегающий вас разбойник; мы забыли обо всем, глядя на Палермо и вдыхая его свежий морской воздух, казалось, поднимавшийся на высоту, где мы находились.

Мы спустились вниз по дороге, к одной стороне которой прилегали бесконечные заросли тростника, а к другой подступало море; порт был заполнен стоявшими на якоре судами, а залив — небольшими парусниками; на расстоянии одного льё от Палермо показались виллы, увитые виноградной лозой, и дворцы, осененные пальмами: все они имели такой праздничный вид, что на них было отрадно смотреть. В самом деле, мы попали туда в разгар праздника святой Розалии.

По мере приближения к городу мы ускоряли шаг: Палермо притягивал нас, как магнитная гора из "Тысячи и одной ночи", от которой не могли уклониться корабли. Показав нам издали свои соборы, башни и купола, которые затем стали мало-помалу исчезать из вида, он явил нашим взорам свои предместья. Мы пересекли нечто вроде прогулочного бульвара, расположенного на берегу моря, и подошли к воротам норманнской постройки; часовой, вместо того чтобы нас остановить, отдал нам честь, как бы говоря, что мы здесь желанные гости.

Посреди Пьяцца Марина к нам подошел какой-то человек.

— Господа — французы? — спросил он.

— Самые что ни на есть, прямо из Франции, — ответил Жаден.

— Я имею честь оказывать услуги, главным образом молодым французским синьорам, приезжающим в Палермо.

— И какие же услуги вы оказываете? — спросил я.

— Любые, ваше превосходительство.

— Черт возьми! Вы ценный человек. Как вас зовут?

— У меня много имен, ваше превосходительство, но обычно меня зовут синьор Меркури о.

— А! Отлично, понимаю. Спасибо.

— Вот последние отзывы французов, нанимавших меня на работу: как видите, они были вполне довольны моими услугами.

В самом деле, синьор Меркурио показал нам три или четыре весьма обстоятельные и крайне лестные рекомендации, которыми снабдили его наши признательные соотечественники. Я пробежал глазами эти отзывы и передал Жадену, который прочел их в свою очередь.

— Господа видят, что я выполняю все полагающиеся требования?

— Да, любезнейший, но, к сожалению, мы в вас не нуждаемся.

— Ну что вы, ваше превосходительство, во мне всегда нуждаются, не для одного, так для другого: если вы богаты, я помогу вам потратить деньги; если вы бедны, я помогу вам сэкономить; если вы художники, я покажу вам картины; если вы светские люди, я введу вас в курс того, как устроено здешнее общество. Я все сразу, ваше превосходительство: чичероне, камердинер,антикварий,торговец, покупатель, историк и, в первую очередь...

— Ruffiano[51], — подсказал Жаден.

— Si, signore[52], — с непередаваемым выражением горделивой веры в себя ответил наш странный собеседник.

— И вы довольны своим занятием?

— Доволен ли я, ваше превосходительство?! Да я, можно сказать, самый счастливый человек на свете.

— Черт возьми! — воскликнул Жаден. — Как это приятно для порядочных людей!

— Что говорит ваш друг, ваше превосходительство?

— Он говорит, что всякая добродетель вознаграждается. Но простите, любезнейший, вы ведь понимаете: сейчас довольно жарко, чтобы говорить о делах, стоя на самом солнцепеке; к тому же мы только что приехали и, как видите, устали.

— Господа, конечно, разместятся в гостинице "Четыре Угла"?

— Полагаю, да.

— Я приду засвидетельствовать свое почтение господам.

— Спасибо, незачем.

— Как же так? Это значило бы изменить своему долгу, ваше превосходительство; к тому же мне нравятся французы.

— Черт возьми! Это очень лестно для нашей нации.

— Стало быть, я приду в гостиницу.

— Как вам угодно, синьор Меркурио, но, вероятно, вы напрасно потратите время — предупреждаю вас.

— Это мое дело.

— Прощайте, синьор Меркурио.

— До свидания, ваше превосходительство.

— Ну и каналья! — сказал Жаден.

Мы отправились дальше, в гостиницу "Четыре Угла". Как я уже говорил, Палермо выглядел празднично, и на него было приятно смотреть. Во всех окнах развевались флаги, со всех балконов свешивались большие матерчатые полотнища, вдоль каждой улицы, с одного ее конца до другого, были расставлены деревянные арки и стойки, увешанные гирляндами цветов. Сальвадоре повел нас в обход, и мы прошли перед епископским дворцом. Там стояла какая-то гигантская махина высотой в сорок пять—пятьдесят футов, имевшая четыре или пять этажей и напоминавшая по форме многоярусную фарфоровую вазу, в которой подают конфеты на десерт; она была сверху донизу затянута голубой тафтой с серебристой бахромой и увенчана женской фигурой, держащей в руке крест и окруженной ангелами. Это была колесница святой Розалии.

Затем мы пришли в гостиницу; она была переполнена иностранцами. Благодаря авторитету Сальвадоре нам удалось получить две маленькие комнаты; по словам хозяина гостиницы, они были придержаны им для англичан, которые должны были прибыть в этот день из Мессины и заказали их заблаговременно. Возможно, это был лишь предлог, чтобы заставить нас заплатить за эти комнатушки тройную цену, но, какими бы они ни были, мы были несказанно рады заполучить их даже за такую плату.