Сперонара - [134]

Ближе к одиннадцати часам мы оказались на берегу какой-то речушки. Так как мы следовали по едва проложенной дороге, доступной лишь для носилок, мулов и пешеходов, у нас, понятное дело, был только один способ пересечь реку: решительно направить туда своих мулов. Вода доставала им до брюха, и они благополучно перевезли нас на другой берег. Я предложил Сальвадоре сесть позади меня в седло, но, поскольку было очень жарко, он не стал разводить церемоний и спокойно последовал примеру мулов, то есть по пояс в воде перешел через реку.

Стоило нам пройти несколько шагов по другому берегу, как мы оказались в небольшой олеандровой роще, под сенью которой струился ручей. Это было самое подходящее место для обеденного привала. Так что мы сошли с мулов, Кама соскользнул с высоты багажа, а Сальвадоре принялся бить палкой по кустам, прогнав оттуда двухтрех ужей и дюжину ящериц, после чего можно было приступить к обеду.

Поскольку мы пригласили Сальвадоре пообедать с нами и он, слегка поцеремонившись, в итоге принял это предложение, то к концу трапезы наш проводник стал немного более разговорчивым, чем в начале пути. Жаден воспользовался этими начатками общительности и попросил у него разрешения написать его портрет. Сальвадоре, улыбнувшись, согласился, перебросил свой плащ через левое плечо, облокотился на остроконечную палку, служившую ему для того, чтобы перепрыгивать через ручьи и подстегивать мулов, скрестил ноги и встал перед художником, приняв неподвижную позу с горделивостью человека, привыкшего снисходить к подобным просьбам.

Ну а я в это время взял ружье и принялся обходить окрестности: какой-то несчастный кролик, рискнувший выбраться из своей норы, а затем опрометчиво решивший туда вернуться, вместо того чтобы спокойно переждать в укрытии, где я бы его никогда не нашел, стал моей добычей в этом походе.

Воспользовавшись этим поводом, Сальвадоре попросил разрешения осмотреть наши ружья, на что он еще ни разу не осмеливался, хотя ему этого очень хотелось. Он взял их и стал рассматривать со всех сторон с видом человека, привыкшего к обращению с оружием, однако, поскольку это были ружья системы Лефошё, их механизм был ему совершенно неизвестен. Я был не прочь, как бы желая удовлетворить любопытство проводника, показать ему, что не промахнусь, если буду стрелять по мишени с положенного расстояния; так что я открыл затвор, поменял свинцовые заряды, рассчитанные на зайца, на дробь для куропаток и, подбросив вверх два пиастра, попал в обе монеты. Сальвадоре подобрал пиастры, обнаружил на них следы дроби и с видом знатока одобрительно покачал головой, по заслугам оценив мой выстрел. Я предложил ему проделать тот же опыт; он честно ответил мне, что никогда не был силен в стрельбе влет, но вот если моему товарищу угодно было бы одолжить ему свой карабин, то он показал бы нам свое умение стрелять по неподвижной цели. Карабин Жадена уже был заряжен пулями, и мой спутник тотчас же вручил его Сальвадоре. Тот выбрал в качестве мишени маленький светлый камень величиной с куриное яйцо, лежавший в ста шагах от нас посреди дороги, и, тщательно прицелившись, что свидетельствовало о том, как важно ему было не промахнуться, выстрелил и разнес камень вдребезги.

Это навело нас с Жаденом на малоутешительную мысль, что если Сальвадоре случится стрелять по живой мишени, то он тоже наверняка не промахнется.

Что касается Камы, то он думал лишь о том, как бы завернуть подстреленного кролика в траву, сорванную им на берегу ручья, и тем самым сохранить эту дичь свежей до самого ужина.

Мы снова двинулись в путь; жалкий ручей, который нам предстояло преодолеть, извивался, словно прославленный Меандр. На протяжении менее трех льё он встречался нам раз десять, и мы постоянно, как в первый раз, переходили его вброд.

В течение всего пути мы нигде не замечали возделанных полей: вокруг нас были лишь необозримые равнины, поросшие высокой, выжженной солнцем травой; посреди них порой виднелся островок зелени — маленькая хижина в окружении кактусов, гранатовых деревьев и олеандров. На сто шагов вокруг хижины почва была распахана, и на грядках там росли какие-то овощи, которые, по всей вероятности, являлись единственной пищей несчастных людей, затерянных в этой безлюдной глуши.

Мы ехали так до пяти часов вечера, время от времени замечая то или иное селение, примостившееся на вершине скалы, причем было совершенно непонятно, по какой дороге туда можно попасть. Наконец с высоты небольшого холма Сальвадоре указал нам на какую-то ферму, располагавшуюся на нашем пути, и сказал, что мы проведем в ней ночь. Примерно на расстоянии одного льё от нее, справа от дороги, на склоне горы виднелся довольно крупный город, носивший название Кастро Нуово. Мы поинтересовались у Сальвадоре, почему бы нам не добраться до этого города, вместо того чтобы останавливаться на убогом постоялом дворе, где вряд ли можно рассчитывать на ужин; Сальвадоре ограничился ответом, что в таком случае мы слишком отклонились бы от своего пути. Если бы наши настояния продолжались, то проводник мог бы подумать, что он не вызывает у нас доверия, а это было бы крайне глупо после того, как мы выбрали его по своей воле; поэтому мы не стали больше возражать и решили, раз уж мы наняли Сальвадоре, всецело положиться на него; мы лишь спросили его, чтобы, по крайней мере, знать, где нам предстоит заночевать, как называется эта лачуга. Проводник ответил, что она называется Фонтана Фредда.