Сперонара - [133]

"Невиновен! Невиновен!" — закричала толпа.

"Да, невиновен, друзья мои, невиновен! — воскликнул осужденный. — Я так и знал, что Бог сотворит для меня чудо".

"Чудо! Чудо!" — подхватила толпа.

"Хорошо! — произнес судья. — Мы снова отправим его в тюрьму и проведем новое расследование".

"Нет, нет, освободить! Немедленно освободить!" — закричал народ.

С этими словами часть толпы устремилась к помосту, схватила осужденного и развязала ему руки, в то время как другая опрокинули виселицу и камнями прогнала палача.

Полковника же торжественно отнесли на руках в гостиницу "Циклоп".

Весь день Кастро Джованни ликовал, и, когда около полудня полковник уезжал из города верхом, ему пришлось с большим трудом пробираться сквозь толпы людей, целовавших ему руки и кричавших: "Да здравствует полковник Санта Кроче! Да здравствует спаситель невиновного!"

Что касается осужденного, то, поскольку каждый хотел услышать о том, что с ним приключилось, из его собственных уст, он лишь ближе к вечеру более или менее обрел свободу. Воспользовавшись ею, бывший узник тотчас же пошел по узкой и оттого казавшейся еще более темной улочке и добрался до городских ворот; очутившись за пределами города, он помчался со всех ног и, добежав до какого-то ущелья в горах, бесследно исчез.

На следующий день судья получил письмо от Луиджи Ланы, в котором предводитель разбойников благодарил его за то, что тот любезно предоставил ему место на своем помосте; он также просил передать привет его куму, метру Гаэтано, владельцу гостиницы "Циклоп".

И все же, несмотря на то что осужденный обрел свободу, его настолько потряс вид виселицы, от которой он, так сказать, был в одном шаге, что разбойник решил, невзирая на увещевания своих товарищей, распрощаться с жизнью, которую он до тех пор вел, и помириться с полицией.

Монах, провожавший смертника из тюрьмы на эшафот, стал посредником между ним и властями. Его прошение было передано вице-королю, и, поскольку разбойник просил только сохранить ему жизнь, обещая стать образцом честности, после ряда переговоров между монахом и вице-королем просьба бывшего смертника была удовлетворена, при условии, что он прилюдно покается, стоя босиком и с веревкой на поясе.

Эта церемония состоялась в Палермо, в назидание верующим.

Вот что произошло в Кастро Джованни двадцатого июля тысяча восемьсот двадцать шестого года от рождества Христова.

— Скажите пожалуйста, — спросил я у г-на Полити, — что стало потом с этим достойным человеком?

— Он взял имя Сальвадоре, не иначе как в память о своем чудесном спасении, стал погонщиком мулов, чтобы, как он и обещал, зарабатывать на жизнь достойным образом; и если то, что я вам рассказал, не слишком вас пугает, он будет иметь честь стать завтра вашим проводником на пути из Джирдженти в Палермо.

В ГЛУБИНЕ СИЦИЛИИ

На следующий день, как мы ни спешили, в путь отправиться нам удалось лишь около девяти часов утра. Сначала мы попросили привести запасного мула для Камы, но, стоило тому оказаться впервые в жизни в седле, не имея другой подпорки под ногами, кроме двух стремян разной длины, как он заявил, что считает узду слишком ненадежной точкой опоры, чтобы доверить ей безопасность своей особы. После этого наш повар спешился с помощью Сальвадоре и мул был отправлен обратно.

Тем временем всю нашу поклажу погрузили на вьючного мула. Поскольку багаж был довольно внушительным, Кама заметил, что на спине мула образовалась ровная поверхность около трех-четырех футов в поперечнике. Эта площадка показалась повару поистине безопасным местом по сравнению с остроконечным седлом, и он попросил разрешения устроиться по своему усмотрению на этой маленькой платформе. Сальвадоре, к которому обратились с вопросом, сможет ли мул выдержать дополнительный груз, ответил, что он не видит в этом беды, после чего Кама обосновался посреди нашей поклажи, сидя по-турецки и величественной пирамидой возвышаясь в центре своих владений.

Нам посоветовали посетить Макалуби. В связи с этим мы попросили Сальвадоре отправиться по дороге, которая туда вела, но проводник, привыкший к подобным просьбам, предвосхитил наше желание, и, когда мы высказали его, до этого места оставалось не более полумили.

Макалуби — это всего лишь три или четыре десятка маленьких грязевых вулканов, возвышающихся на болотистой равнине. Высота каждого из этих миниатюрных вул-канчиков не более одного фута или восемнадцати дюймов; из этих бугорков вытекает нечто вроде вязкой жидкости ржавого цвета, очень холодной и, как утверждают, очень соленой. Когда мы туда явились, вулканчики пребывали в покое, а именно, с огромным трудом и с усилиями,

которые, очевидно, необычайно их утомляли, извергали из своих кратеров жидкую лаву Сальвадоре заверил нас, что случаются периоды, когда они извергают струи грязи на высоту в сто—сто пятьдесят футов, и в такие минуты вся эта илистая равнина колышется, словно море. Мы не увидели ничего похожего. Ее поверхность, напротив, была совершенно спокойной, как мы уже говорили, и довольно сухой, так что, когда мы разгуливали между вулканчика-ми, наши ноги увязали в тине не более чем на два-три дюйма. Поскольку это место, несмотря на то, как его расписывали, показалось нам не особенно интересным, а наши познания в геологии были не настолько велики, чтобы понять причину самого этого явления, мы сделали в Ма-калуби лишь короткую остановку и отправились дальше.