Специалист по исполнению желаний - [27]

Чёрный дракон был уже стар, когда волны Альтаны упёрлись в высокую плотину, построенную императором, и великая река разлилась на двести миль, затапливая огромную территорию южнее имперской столицы. Море, настоящее море в двести миль длинной образовалось на месте бывшей тайги, покинутых деревень и Вольного города. Ничто больше не напоминало о нём, и через полвека только старики вспоминали о некогда беспокойном соседе. Затонувший город считался вымершим, пока однажды не стали появляться на побережье странные существа. Их прозвали морскими людьми: оказалось, что часть жителей выжила, укрывшись в шахтах, и приспособилась к жизни под водой. Морские люди не жаловали Империю, редко выходили на поверхность и ещё реже пускали чужаков к себе, но всё же вели торговые дела со столицей, ибо им нужен был металл, соль и иные товары.

Водным ковром, нанятым Анфиской, управлял пожилой сплавщик из карликовносов. Небольшого роста, кряжистый, с большими ступнями и ладонями, он напоминал дерево, вырванное с корнями из земли. Нос у него был всё же, поменьше, чем у нашей Нюры. И это к лучшему, так как хозяин ковра оказался простужен, а нет заболевания противней для этого народца, чем насморк. Впрочем, как говорится, у каждого худа добро на изнанке: сплавщик молчал и не задавал глупых вопросов. Мимо проплывали берега столицы — города Саб, города-сада, солнечных лучей и вечной славы Императоров пяти династий: так он именовался в официальных документах. Сосновые и берёзовые леса спускались к самой воде, на залитых лунным светом пляжах играли в волейбол и купались в реке гномы, обожающие ночную прохладу, а дальше, над городом вспыхивали фейерверки на радость детишкам драконов, выпущенным мамашами полетать на ночь. Непослушные дракошки из мальчишеского озорства лезли в самую гущу огней, соревнуясь, кто дольше продержится, не опалив хвосты, крылья и морды, за что им по утру сильно влетало дома. Ещё были мосты. По ним гуляли влюблённые парочки и просто прохожие, и бросали в воду ночные тюльпаны, загадывая желания. Цветы эти продавали тут же, на мосту, пожилые дамы с корзинками. Один из тюльпанов, брошенный в Альтану, неожиданно упал прямо к нашим ногам. Наверху раздался разочарованный вздох, и, кажется, девушка обиделась на своего ухажера за такую небрежность, а мы с Анфиской тихо рассмеялись.

— Загадай, чтобы у них всё было хорошо, — предложил я, подавая ей цветок.

Наши руки соприкоснулись, тюльпан раскрылся, и оттуда выпорхнула бабочка со светящимися рубиновыми крыльями. Это должно было случиться позже, когда цветок коснётся воды, если бы случилось вообще. Может быть, только один из тысячи тюльпанов держит в плену бабочку исполнения желаний. По крайней мере, так гласит легенда. От изумления мы застыли, не отпуская цветок и руки друг друга, а маленькая летунья не спешила исчезать, танцуя свой огненный танец между нашими лицами.

— Да поцелуйтесь вы, что ли, — раздался за спиной простуженный голос хозяина ковра. — В первый раз такое чудо вижу.

Свободной рукой я притянул Анфиску к себе, и она не сопротивлялась. Так мы и целовались, крепко сжимая в руках тюльпан, словно боясь, что, отпустив его, сразу обретём рассудок. А потом сидели, обнявшись, и смотрели на ночные огни города и тёмную воду Альтаны. До самой плотины мы не сказали друг другу ни слова.

Миновав шлюзы, водный ковёр поднялся в искусственное море. Оно было тихим, почти ручным, как уснувший сытый зверь, слишком большой, чтобы проснуться от легкого прикосновения к его спине. Но чем дальше мы отплывали от города, тем реже встречались прогулочные суда, пока не исчезли вовсе, оставив нас наедине со спящим морем и жёлтой луной. Наш путь лежал к одному из островов. Он выплыл нам навстречу милях в пяти от плотины — тёмный, заросший щетиной древних допотопных деревьев, с узкой песчаной полоской причала и высокой кирпичной башней, поднимавшейся из воды у самого берега. Эта башня — единственное, что осталось от Вольного города. Когда-то рядом с ней стояла вторая, а между ними были тяжёлые кованные металлические ворота, но время беспощадно не только к плоти, но и к камню. Лет двадцать назад вторая башня рухнула в море, похоронив под своими обломками один из входов в подводное царство.

— Жуткое место, — прокашлявшись, произнёс хозяин ковра. — Так говорите, барышня, вас не ждать?

— Нет, — коротко ответила Анфиска, выскальзывая из моих объятий.

Ковёр медленно причалил к кирпичной стене — в том самом месте, где вылизанные волнами ступени лестницы убегали под щербатую арку к верхним этажам здания. Опустив в воду ноги, на ступенях сидело странное существо, смахивающее на переросший гигантский гриб. Обёрнутое в кусок тёмной ткани тело было рыхлым, словно им питались неизвестные грызуны, надкусывая то здесь, то там, а потом так и оставили нерадивому хозяину. Короткая толстая шея едва удерживала огромную круглую голову — такую же рыхлую и «надкусанную», а поверх головы была нахлобучена шляпа-треуголка. Из-под шляпы торчали редкие желтоватые волосы, завитые сзади в тощую длинную косичку. В руках существо держало толстую палку, опущенную на манер удочки противоположным концом в воду. Я ожидал долгих объяснений и, может быть, даже споров — таможня всё же, граница двух государств. Разговор, однако, оказался кратким. Собственно, короче он не мог быть, даже если бы Анфиска и её собеседник поставили себе цель установить мировой рекорд по лаконичности.