Созидая на краю рая - [35]

— Не только Энтони, Белла, тебя ждёт Эдвард Каллен, — отвечая на мои мысли, продолжает папа. Его лицо улыбчивое, но в глазах грусть. Грусть за внука. И за меня. Возможно, он ошибся с выбором помощи для нас?

— Он делает мне больно, — хнычу, словно маленькая девочка, вспоминая жестокость Каллена. — Он не хочет понимать меня, ему плевать на все мои чувства, ему главное то, какая я в постели!

— Ты всё поймёшь, когда придёт время, милая, — отеческая улыбка отца вселяет некоторую уверенность, но я не упускаю шанса продолжить разговор, мне нужно поговорить об Эдварда ещё немного. Возможно, папа знает, что мне уготовано в будущем.

— Как ты нашёл его?

— Я не искал…

— Разве не ты послал его нам на помощь? Мне и Энтони?

— Нет. Я не в состоянии этого сделать, Белла. Он сам захотел помочь тебе.

— Он не может этого захотеть…

— Ты очень мало о нём знаешь, — слегка нахмурившись, отвечает отец. Его глаза сияют каким-то странным свечением, когда он говорит о Каллене. Пытаюсь разгадать смысл его слов, всё ещё не понимая его:

— Ты знаешь о нём больше?

— Я знаю о нём всё!

— Расскажи мне! — отчаянно прошу я, но папа не преклонен.

— Он сам тебе расскажет, крошка.

— Когда?

— Когда придёт время, — сказав это, отец снова улыбается мне, посылая воздушный поцелуй и медленно растворяясь среди облаков. — Я люблю тебя и обещаю, что всё будет хорошо!

— Не уходи! — испуганно зову я, видя, что небо снова становится безоблачным. — Не оставляй меня! — протягиваю руки к небу, поднимаясь с поверхности воды, и тут же чувствую, что неумолимо иду на дно. Пытаюсь выплыть, шевеля руками и ногами, но свет солнца меркнет, небо затемняет вода, и когда последние остатки воздуха сгорают в лёгких, я понимаю, что очнулась.

Рассеянно гляжу расплывчатым взглядом на какое-то светлое пятно прямо перед собой. Оно не двигается, а просто стоит на месте. Наверное, это какая-то мебель. Пробую повернуть голову и вмиг ощущаю ту самую слабость, даже хуже, чем когда я теряла сознание. В голове по-прежнему звучит голос отца, и среди затуманенного сознания виднеется его улыбка. Он улыбается мне с голубого неба. Не понимаю, что конкретно происходило в дебрях моей «отключки», но осознаю, что сейчас думать об этом не стоит. Лучше хотя бы немного осмотреться.

Первым делом хочу понять, где я. Последнее стопроцентное событие — Каллен целовал меня, когда мои глаза непроизвольно закрылись. Но сейчас я не вижу того красного свечения, что было в той спальне. Следовательно, я в другой комнате. Как я там оказалась — загадка, и разгадывать её буду я, но позже.

Пытаюсь настроить взгляд, словно прицел фотоаппарата. Фокусирую его на том самом белом пятне, которое увидела первым.

Туман в сознании не рассеивается, и поэтому, даже улучшив зрение, долго не могу сообразить, что вижу перед глазами. И тем не менее, в конце концов, мне это удается. Оказывается, примерно в пяти метрах от меня находится окно, занавешенное белыми шторами.

— Очнулась, значит, — слышу далёкий голос и безуспешно ищу взглядом его обладателя. Баритон до боли знакомый и принадлежать может лишь одному человеку. Его имя Эдвард Каллен.

Только вот сейчас его голос доносится до меня словно через толстый слой ваты. Уши будто заложило, как при посадке или взлёте самолета.

Внезапно ощущаю чьи-то пальцы на своём лице, обхватывающие нижнюю его часть и поднимающие вверх. Пальцы мужчины сильно давят на кожу, и это потихоньку приближает меня к сознательному состоянию. Взгляд становится ещё более осмысленным, а дымка в голове рассеивается чуть быстрее:

— Что ты творишь, ненормальная?

Эти слова явно адресованы мне, а голос — убийственный, это мягко сказано, полон ненависти. Моргаю около десяти раз, прежде чем вижу очертания лица Эдварда, и выделяющиеся на общем плане зелёные круги, изучающие меня. Вижу мутно, словно через воду, но лучше так, чем никак.

— Язык проглотила? — пальцы сжимают лицо сильнее, а я безуспешно пытаюсь справиться с окаменелым языком и сухостью во рту, чтобы ответить хоть что-нибудь.

За моими жалкими попытками следуют бурные ругательства, после чего силуэт Каллена исчезает на полторы минуты. Его пальцы отпускают мою кожу, и я чувствую ту боль, которую они доставили. Что там отец говорил про него?

Жаль, что не помню, возможно, сейчас бы мне это помогло.

Эдвард возвращается — я снова вижу нечёткие очертания его лица — и его ладонь проскальзывает мне под голову, к шее, отстраняя волосы и грубо поднимая вверх. Не успеваю ничего понять, как пересохшие губы уже упираются в холодную стеклянную поверхность.

— Забыла, как открывать рот? — с издёвкой спрашивает голос, отчего я боязливо угадываю, что делать и прикасаюсь губами к стеклу. Что-то жидкое и прохладное начинает течь по моей ротовой полости, приближаясь к пищеводу. Едва не давлюсь, прежде чем вспоминаю, как глотать. Это вода. Питьевая и в стакане — утверждать точно не могу, потому что зрительные способности ограничены. Но сухость быстро проходит, и когда стакан исчезает, я около трёх секунд утопаю в приступе кашля, и только потом решаю, что готова произнести хоть какие-то слова.

— Где я? — голос тихий, словно лёгкий весенний ветерок. Сама с трудом слышу его. Лучше уж хриплый, чем такое. Буду надеяться, Эдвард сможет услышать его.