Современное искусство - [51]

Шрифт
Интервал

Лиззи ничего не отвечает, нет ее мочи поддерживать разговор.

— Да что с вами такое? — спрашивает Белла: она снова запамятовала.

— Все кончено, — причитает Лиззи. Она уже понимает, что утешать ее не будут, но остановиться не может: слишком сильна жажда выплеснуть горе. — Все кончено, совсем кончено.

— Вот. Держите платок. — Белла пережидает, пока Лиззи вытрет нос, потом выговаривает ей:

— Глупо говорить, что все кончено после одной стычки.

— Это не то… У нас с самого начала все не заладилось. Для него наши отношения не так уж важны. Просто я ему не нужна.

— Скажите спасибо, — отрезает Белла. — Считайте, что вам повезло. А теперь принесите-ка список, который мы составили вчера вечером. Я хочу кое-что в него добавить.

По большей части она повторяется: мыло, цветы из сада, стихи, только не современных поэтов. Они наведут Софи на мысли о муже, и она огорчится: его книги не продаются. Нанять поместительный фургон, такой, чтобы в него вошло инвалидное кресло, купить настольную лампу. Призвать Сэма: он поможет высаживать-усаживать Софи.

— Который час?

— Без двадцати пяти восемь.

— Позвоню ему в четверть девятого. — Белла смотрит в окно — там жирная рыжая птаха тащит из земли червяка. — Вы знаете, что такое йорцайт?

Лиззи качает головой.

— Годовщина смерти — вот что это. Сегодня двадцать восемь лет, как погиб мой муж.

— Мне очень жаль.

— В старости вы и не вспомните, отчего сегодня утром плакали. Не будете тосковать ни по молодости, ни по ушедшим возлюбленным, ни по чему такому. Все это уже не будет ничего для вас значить. Что следовало сделать, а вы не сделали — вот что будет вас мучить. Вот чего вам никогда не избыть.

— Мы не делаем того, что должно делать, и делаем то, чего делать не должно. И нет в нас крепости.

— Кто это сказал?

— Это «Книга общих молитв»[101], — объясняет Лиззи и понимает, что Белле это ничего не говорит. — Англиканский молитвенник. Первая версия.

— Повторите-ка еще раз.

Лиззи повторяет.

— Выходит, христиане всегда это знали.

— И все же, что мне делать? — спрашивает Лиззи. — Сейчас я вот о чем.

— Для начала помогите мне одеться. К приходу этого типа я должна быть в форме.

К десяти все в сборе: Белла величественна в кирпично-красном балахоне, чуть менее поношенном, чем другие; Сэм готовится тянуть трос для подъемника, Нина — тушить баранину, которую, по ее мнению, пора пустить в дело; Пол — помогать Сэму, тот, когда ему сказали, что Пол еще не встал, расхохотался и пошел его будить.

— Вчера мы заглянули в парочку-тройку баров, — сообщает он.

Пол особо предупредителен к Белле: взахлеб рассказывает ей о выставке Караваджо в Метрополитене. На Лиззи он и не смотрит.

В половине двенадцатого Сэм объявляет, что подъемник закончен и кресло, которое он смастерил из лиственницы и вишневого дерева, можно будет приладить уже завтра утром.

— Хочешь смотаться по-быстрому на мыс? — спрашивает он Пола и обращается к Лиззи: — А сегодня его выпустят из дому?

— Он волен идти, куда ему заблагорассудится. — Тон у Лиззи ледяной.

— Он поспеет к обеду, я доставлю его загодя.

Но Лиззи уже поднимается по лестнице в ванную и там с минуту, не меньше, рассматривает себя в зеркале. Во всяком случае, вот она, с виду человек как человек: глаза, нос, губы, волнистые волосы цвета ванильной ириски. Легкий намек на морщины, как вестник из будущего: они оповещают, что жизнь скоротечна, ей отпущен некий срок, и часть его минула. А потом она слышит, как по подъездной дорожке громыхает грузовичок Сэма, прислоняется к зеркалу и закрывает глаза.

Пока она ополаскивает лицо, в одиннадцать сорок восемь звонят в дверь. Кто-то, по всей видимости Нина, пересекает прихожую; глухо доносится мужской голос; по половицам постукивает Беллина палка. Затем задвижная дверь в гостиную — она всегда нараспашку — со стуком закрывается. Лиззи прокрадывается вниз, выскальзывает из кухонной двери, держит путь к берегу, где ей так и не удалось побывать с Полом. Ясное синее небо, ослепительно-яркое солнце, на подъездной дорожке припаркован красный «ягуар» с кожаными сиденьями; хромированные детали слепят глаза. И Лиззи осеняет: а ведь люди могут находить отраду даже в спортивных машинах, раньше ей это не приходило в голову.

Минут через десять за поворотом дороги открывается залив, с берега несется детский крик, и тут на голову ей падают тяжелые капли дождя. Солнце печет по-прежнему, но волосы у нее намокли, и от грибного дождя приходится спасаться, пусть убежище это и никудышное, под чахлой сосной. И вот уже с берега мчат, похватав книжки, ребятишек и одеяла, пляжники, поворачивает восвояси и она, собирается прошмыгнуть наверх, укрыться в своей комнате. Однако, когда она подходит к дому, на подъездной дорожке впритык к «ягуару» уже стоит грузовичок Сэма, а из открытого окна доносятся голоса.

Сначала голос с английским акцентом:

— Вы что, не понимаете, у нас с мисс Прокофф серьезный разговор?

Затем голос Пола:

— Давай уйдем.

Дальше Беллин:

— Не уходите, мне вы не мешаете. Что до меня, то наш разговор окончен.

И снова голос англичанина:

— Я отказываюсь верить, что вы и впрямь этого хотите.

— Как бы то ни было, они точно так же вправе оставаться здесь, как и вы, — говорит Белла. — И не вам решать, кому уходить из моего дома, а кому не уходить.


Рекомендуем почитать
Катастрофа. Спектакль

Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».


Шахристан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.