Сотвори себя - [110]

— Ты, надеюсь, мою широкую натуру знаешь… К твоим услугам книги. Располагайся поудобнее, а я смотаюсь в гастроном. Здесь рядышком, через дорогу.

— Не надо никаких угощений!

— Айн момент! — Юный хозяин погрозил ей указательным пальцем и удалился.

Люда осталась в квартире одна. Стояла в нерешительности посреди просторного кабинета. Вокруг нее громоздились высокие неуклюжие стеллажи с туго набитыми новыми, словно сегодня из типографии, книгами. Похоже было на то, что их никто и никогда не читает… Обиженные книги. Они, вероятно, служат для интерьера, для украшения. А возможно, хозяева просто содержат библиотеку в отличном состоянии.

Вскоре вернулся запыхавшийся Роберт. Лихо стукнул о зеркальную полировку письменного стола бутылкой шампанского, положил торт, конфеты.

— О, птичка-невеличка куда забралась! — увидел Люду на стремянке под самым потолком. — Спускайся с неба, перекусим!

— Роби, если бы я имела столько книг. Это же бесценное сокровище!

— Меня к ним и палкой не загонишь.

— Наверное, Вениамин Вениаминович много читает?

— Нет! Он покупает книги для поддержания своего престижа, для видимости…

— Что за диковина! — воскликнула Люда.

— Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами, — Роберт приложил палец к губам.

Шампанское открыто, пробка с выстрелом летит в потолок, наполнены бокалы.

— Давай просто выпьем, без тостов, — предложила девушка, наперед зная, что последуют длинные и нудные речи заносчивого Лусканя.

— Как прикажете, мадемуазель!

Гостья только пригубила бокал, зато Роберт выпил шампанское залпом, налил еще и еще. Захмелев, раскинулся на диване. Так и сидел, зеленоглазый, белокурый, измотанный почти ежедневными ресторанными попойками, молодой, красивый и уже опустошенный человек.

— Люда, выходи за меня замуж — станешь хозяйкой в этом роскошном доме.

— Мне еще учиться да учиться. А ты мне о замужестве…

— Пожалеешь…

— Шутки прочь! А вот от книг бы я не отказалась.

— Да, библиофилка, я же тебе обещал показать редкие книги, которые отец прячет за семью замками.

— Запретный плод сладок… Но стоит ли без разрешения Вениамина Вениаминовича переступать порог недозволенного?

— Подумаешь, разрешение требуется! — Роберт резво поднялся с дивана, вынул из-под ковра ключ и шагнул к отполированному до блеска ящику. Щелкнул замком и поднял крышку.

— Напихал сюда всякой макулатуры. Смотри: библия, черная магия, псалтыри, молитвенники трехсотлетней давности.

Люда замерла от волнения: здесь лежали потрепанные, ободранные, в старинных переплетах книги, лежали и просились из темницы к людям. И девушка одну за другой брала их в руки, рассматривала, листала, гладила ладонями.

— Говорил, уникальные… И ни одного издания по хирургии…

— Почему? А вот смотри, Пирогов… Прижизненное издание. Ладно, ройся сама. Я пойду расправляться с остатками шампанского и торта.

Люда наугад почти со дна тумбы вытащила заложенную между книг какую-то толстую тетрадь. На ее измятой, в красных разводах обложке еле-еле виднелась выцветшая карандашная надпись: «Захар Кочубенко. Черновик диссертации». Эта фамилия ровным счетом ничего не говорила девушке. Машинально раскрыла тетрадь…

Внезапно ей стало душно, перехватило дыхание: между пожелтевших страниц тетради покоилось берлинское письмо, так загадочно исчезнувшее у Петра…

Что же делать? Сказать об этом Роберту? Нет, нет! Тихо спрятать, а, была не была… Пойти на риск? Но ведь нечестно брать без позволения. Как оно здесь очутилось, какими судьбами? Вениамин Вениаминович, душа студентов, прикарманил письмо из Берлина? Исключено! Может, здесь замешан повеса Роберт? Сомневалась, мучилась.

— Роберт, мне плохо. Сердце заныло. Дай мне воды, пожалуйста!

— Айн момент! — послушно выбежал он на кухню, чтобы взять в холодильнике бутылку минеральной.

Люда судорожно сунула письмо за лифчик. Тетрадь положила на место. С трудом дошла до стула — ноги стали совсем чужими…

— Что с тобой? На тебе лица нет… — перепуганно засуетился Роберт.

— Ничего… Пройдет, — пила до рези в горле холодную воду. Похрустывали на зубах льдинки. Целиком глотала их и не могла утолить жажду…

Город засыпал. Опустели многолюдные улицы. Одинокие, запоздавшие машины, не встречая на своем пути дневных препятствий, с сумасшедшей скоростью проносились мимо общежития.

Полночные звуки раздражали, будоражили Майю, вызывали в ней злость. Не разувшись, не сняв цветастого платья, так и прилегла на неразобранную постель.

Чуть скрипнув дверью, в комнату украдкой вошла Люда. Не включая света, мигом разделась, одежду сложила на спинку стула и, возбужденно дыша, нырнула под одеяло. Долго ворочалась с боку на бок, но вскоре затихла, видимо, ее одолел сон.

Притаившись, Майя терпеливо выжидала удобного момента. «Я тебе отомщу, паршивка… Жестоко расквитаюсь! Долго будешь помнить Майю Черненко! — С затемненным ревностью сознанием, почти в бредовом состоянии выхватила из-под своей подушки еще с вечера приготовленные ножницы и темной кошкой шмыгнула к спящей Люде. На цыпочках воровато подкралась из-за койки, присела, долго присматривалась, хотела убедиться, что та крепко спит. Люда, отвернувшись к стенке, лежала спокойно, дышала глубоко, ровно.