Сотвори себя - [111]

Изловчившись, Майя отмахнула косы… Сначала одну, потом другую.

Задыхаясь, торопливо накинула на себя плащ, жуликовато оглянулась, не проснулись ли первокурсницы, подхватила правой рукой чемодан, набитый вещами, а левой осторожно приоткрыла дверь и выскользнула в коридор, навсегда прощаясь с тринадцатой.

Юркнула из общежития, убежала в глухую ночь…

На рассвете Люда очнулась от кошмарного сна, стала поправлять сползающую подушку и вдруг не ощутила привычную тяжесть волос. Что бы это значило? Ощупала голову раз, другой и ужаснулась. Сорвалась с постели. Взгляд скользнул на пол и там увидела свои косы… Дрожащими руками схватила их, прижала к груди и замерла. Затем бросилась к Майиной койке — пустая, ушла, пакостница… Растолкала, разбудила подружку Валю, попросила се позвать Петра. Крица вес понял без слов…

— Видишь? Майка меня из-за ревности обкорнала под мальчика…

— Прости меня, Люда. Прости! Я виноват, что впутал тебя…

— Да не убивайся ты, Люда! Будешь приплетать косы. И все. Велика беда. Вон сколько женщин покупают чужие косы, парики носят, а у тебя такая роскошь.

— И правда, сестренка. Успокойся. Сегодня на занятия иди с косами, как всегда, как ни в чем не бывало. Поняла? И не поднимай шумихи. И так, сама знаешь, на меня гром и молнии шлет Винницкий!

— Ладно, уговорили. Вот. Возьми письмо берлинское… Нашла в архивах Вениамина Вениаминовича… А папок Молодана не обнаружила.

НА РАСПУТЬЕ

Из Киева Вениамин Вениаминович вернулся в бодром, приподнятом настроении. Все дела сделаны, нужные контакты налажены, да и время свободное провел весело и беззаботно.

Лускань принял ванну, вытерся жестким полотенцем, оделся в длинный махровый халат. Зашел в свой кабинет и удобно устроился в мягком кресле, приготовился просмотреть почту — накопилась целая гора газет, журналов, писем. Обвел взглядом комнату. Кругом был непривычный беспорядок. На ковре под столом лежала коробка от торта, обертки от конфет. В углу валялась бутылка из-под шампанского, дальше пробка… Неужели Роберт пьянствовал здесь? Свинья.

— Зоя! — позвал он домработницу. — Кого сын приводил в мой кабинет?

— Какую-то девушку…

— Почему ты не удосужилась убрать? Ведь это твоя прямая обязанность.

— Извините… У меня скоро экзамены, а я ни в зуб ногой. Давайте я сейчас быстренько подмету…

— Ладно. Зубри. Позже займешься генеральной уборкой.

— Вениамин Вениаминович, я на скорую руку приготовила поесть. Пожалуйте в столовую!

— Спасибо, Зайка серенький. Отдышусь немного после ванны и приду, — обрадовался он приветливому голосу юной домработницы.

Сам лично подыскал, подобрал послушную по характеру, покладистую, уступчивую девчонку. Поканителился с ней немало, пока научил ее готовить. Стала мастерицей первого класса! Правда, пришлось устроить ее в университет… Учится на заочном, никуда не денешься.

Бегло осмотрел стеллажи: выработалась привычка после очередного длительного отсутствия придирчиво обследовать свои владения… Приметил: многие книги стоят не на своих местах… Ну и волокита этот Роберт, таскается с девками, начал приводить их даже в кабинет, бездельник, повеса…

Настороженно, с плохим предчувствием, взял под ковром ключ, заметно нервничая, открыл черную полированную тумбу, где лежали дорогие книги, различные документы, которых никому не показывал, не доверял даже сыну… Напряженно-внимательный взгляд упал на толстую тетрадь, куда, помнится, сунул письмо из Берлина… Похоже на то, что ее кто-то вынимал, листал, читал… Взял в руки, пристально осмотрел ее со всех сторон один раз, второй, третий… Схватил пальцами за обложку, как птицу за крылья, и начал трясти, тормошить: не обнаружил конверта, будто он испарился… Каждую книгу в тумбе перелистал — письмо исчезло… От волнения задрожали руки… Пошел к Зое на кухню.

— Мне что-то нездоровится… Сбегай в институт, скажи Роберту, пусть немедленно идет домой. Он мне очень нужен.

Девушка с удивлением посмотрела на хозяина: дескать, несколько минут назад был в хорошем настроении, пел песенки, а тут вдруг — «нездоровится».

— Я быстро слетаю.

Вскоре появился Роберт.

— Здравствуй, отец! С приездом. Что с тобой стряслось?

— Ты меня заживо хоронишь… — сверкнул он на сына ненавистным взглядом. Левый глаз его сильно дергался. Роберт знал: если глаз дергается, шутки в сторону.

— Папа, как это хоронишь? Ты же вот стоишь передо мной…

— Не болтай лишнего! Кто был в моем кабинете? Кто? Признавайся! — плотно прикрыл дверь.

— Это что — допрос? Я не намерен перед тобой отчитываться, с кем приходил, кого любил… Да, собственно, и тайны не делаю. Получай исчерпывающий ответ: в твое отсутствие я был здесь с Людой. Помнишь, она однажды приходила ко мне? Ну, и что из этого?

— Пропала ценная бумага. Водишься со всякими воровками…

— Не замечал я такого греха за ней. А относительно пропажи… Кому нужны твои шпаргалки? Скажи!

— А возможно, ты… пропил? У тебя ума хватит…

— Брани не брани меня, не видел я твоего документа. Что он хотя бы из себя представляет? Где он лежал?

— Не твоего ума дело, что за документ и где лежал. Погиб я! Пропал ни за что ни про что. Пропал с легкой руки сына! — Вениамин Вениаминович тяжело опустился на стул, ссутулился. — Ну ты, ты лично в тумбу лазил? Твоя Люда рылась в моем сундуке? Скажи честно!