Солнце перед ненастьем - [7]
К повозке бежала женщина. Платок сполз с ее головы и болтался на спине, волосы космами рассыпались по плечам, рукава платья были засучены, будто она приготовилась к драке, жирное тело колыхалось на бегу.
— Не смей давать ему книжки! — кричала она Мажиду. — Говорю, не смей ничего давать!.. Ах ты паршивец! — обрушилась она на мальчика. — Чтоб ты пропал! Пока ты здесь околачивался, индюки растащили целую корзину зеленого лука!.. А ну ступай собери лук, весь до единой былки собери и тащи на базар!
Женщина протянула руку, норовя ухватить Хасана за шиворот, но тут между нею и мальчиком стал Мазан. Пожалуй, эта ведьма не посмотрела бы на седины почтенного человека и столкнула его с дороги, но кругом были люди, и в их взглядах женщина почувствовала осуждение.
— Ну, чего уставились? — проворчала она. — Или никогда меня не видели?
— И то правда, таких, как ты, видеть не приходилось, — отвечала Марзида. — Ты, Хагури́на, как туча, из которой град бьет, доброму хлебу взойти не дает.
— Чтоб тебя гром поразил из этой тучи! Подумаешь, какая праведница выискалась!
— Да не связывайся ты с ней, тетушка Марзида! — шепнула стоявшая рядом женщина. — Разве ее переговоришь? Что с ней спорить, что бить палкой по свежему навозу — толк один: замараешься, и все.
Как ни тихо говорила женщина, Хагурина услышала ее слова.
— Сама ты дрянь навозная! — заорала она. — Прежде чем в чужие дела соваться, поглядела бы, что у тебя под носом!..
— А что у меня?
— А то, что я своего племянника холю да нежу, а ты родного сына в Тырныа́уз спровадила! Думаешь, никто не знает, что его там в шахте газами травят?
— Люди добрые, послушайте только, что она мелет! Посмотрите на ее несчастного племянника — у ребенка только и осталось что кожа да кости. Да если бы Хасан попал не к тебе в лапы, а на шахту, он бы человеком стал!
— Как же, стал бы! Видали мы твоего парня, от него нынче и тень не падает.
— Думай, что говоришь, Хагурина! Моего сына весь Тырныауз знает, портрет его на Доске почета висит. А по вечерам он на инженера учится, заочно институт кончает. Легко ли это, сама посуди!
— Ох, уморила! Инженером ее парень станет! Виданое ли дело, чтоб из тощего шахтера инженер вышел?!
— А вот и выйдет!
— Полно врать! Я и слушать-то тебя не хочу! Хагурина вновь повернулась к Хасану.
— Не становись мне поперек дороги, Мазан, не то я, знаешь, и на твои седины не посмотрю… — С этими словами Хагурина отстранила старика, схватила племянника за руку и, ни на кого не глядя, поволокла его прочь.
У тележки Мажида сразу стало тихо. Мужчины и женщины говорили вполголоса. Все осуждали Хагурину.
— В лохмотьях водит мальчишку! — сокрушалась мать горняка. — Сколько этот Хасан горя видит — никакими словами не расскажешь. Он и дрова на себе из лесу таскает, и лозу режет, и плетни плетет на продажу. Видали, какой ров у нее вокруг усадьбы? Тоже его руками сделан. А как только пошли овощи, Хагурина его торговать приспособила — гоняет с корзинами на базар. Ни дня не дает передохнуть мальчонке!
— Может, он ей не родной? — предположил кто-то.
— Да нет, тетка она ему, — сказала мать горняка. — Старшая сестра покойной матери. Хасан уже в шестом классе был, когда тетке вздумалось отыскать его в детском доме. Так он с тех пор и не учится.
— И откуда взялась эта Хагурина?
— Она в Нальчике жила, в магазине работала, да, говорят, растратила большие деньги. Недостачу покрыла, от суда как-то отвертелась, но торговать уж ей не разрешили. Тогда она вернулась к своим старикам, благо у них сад да огород на все селенье славятся, и приспособила Хасана вместо батрака…
— Ну нет! — гневно прервал Мазан. — С сегодняшнего дня она оставит ребенка в покое.
— А что мы можем с ней сделать? — вздохнула Марзида.
— Еще как сделаем! Если не перестанет гонять мальчика на базар и не отдаст в школу — отберем. Пусть живет в интернате. Слава аллаху, интернат у нас хороший.
С покупками наконец было покончено. Мазан и Залим отправились домой. Старик был встревожен. Надо помочь Хасану вырвать его из жадных лап Хагурины… И как же это он, Мазан Машуков, председатель комиссии по культуре и народному образованию при исполкоме сельского Совета, до сих пор не знал, что в селении живет мальчик, которого не пускают в школу?! Нехорошо получилось, ах как нехорошо! И Залим… Залимом тоже придется заняться посерьезнее. Что-то неладное с ним творится.
Одолели Мазана думы, не видит он, чем занят внук. А тот свернул новый «Огонек» и глядит в него, как в подзорную трубу, прикладывает то к одному, то к другому глазу. Резкий гудок грузовой машины заставил деда опомниться. Мимо с грохотом промчался большой самосвал, волоча за собой хвост рыжей пыли. На минуту Мазану показалось, что он ослеп.
— Залим! — всполошился он. — Залим, где ты?
— Здесь я! — громко прогудел внук в самое его ухо.
Старик вздрогнул. И тут он увидел, что сделал Залим с новым журналом. Мазану стало досадно, что внук так бесцеремонно напугал его своим криком, что измят «Огонек».
— Отдай журнал, — приказал дед.
Внук и ухом не повел.
— Кому я говорю! — Мазан выхватил из рук мальчика «Огонек» и расправил его. — Погляди, как помял обложку!
