Снег как пепел - [62]

— Скажи, как спасти от него моих людей? — умоляет она.

«С кем она разговаривает?» — не понимаю я. И вдруг вижу маленькое белое свечение в сжатой на груди ладони. Ханна держит в кулаке медальон, моля о том, чтобы он подсказал ей, что делать. Кто-нибудь из других монархов обращался так к магии? Использовал свой накопитель не только как источник силы, но и как источник знаний?

Медальон Ханны отвечает на ее мольбу — лучистая белая прохлада просачивается сквозь ее пальцы. Магия вливается в нее, и через нее приходит… знание. О прошлом, о том, зачем на самом деле были созданы накопители, с чем в действительности столкнулся Винтер в облике Спринга. Я борюсь с желанием сжаться комочком и навсегда остаться здесь, в этом месте. Тут безопасно, тут нет Распада, нет зла, и от понимания того, что ждет меня вне моего сновидения, ноет сердце.

— Ты поймешь, как все это использовать, когда будешь готова, — говорит Ханна, и я вздрагиваю.

Я думала, что мой сон — отголосок воспоминания о ней, а не она сама, но когда королева смотрит на меня, из моих глаз вырываются слезы.

— Теперь это ты, Мира. Очнись.

Век касается теплое золотистое свечение, и я щурюсь в лучах солнца, танцующих под кристально-голубыми небесами. Ветер доносит запахи сухой травы и иссохшей земли, такие резкие, что я сразу понимаю, где нахожусь — в Ранийских прериях.

«Теперь это ты».

Я закрываю глаза, глотая рыдания. Зачем она показала мне все это? Почему именно мне? Потому что Генерал мертв, а Мэзер пропал. Я осталась одна и одна встречусь лицом к лицу со злом, сотворенным тысячелетия назад.

Я стараюсь дышать медленно и глубоко. Нельзя сейчас думать об этом. Нужно для начала узнать, где я оказалась. Нужно все делать постепенно. Глубоко вздохнув несколько раз, я открываю глаза и оглядываю мир вокруг. Я в деревянной клетке, которую тащит за собой большой буйвол. На нагрудниках идущих рядом солдат эмблема черного солнца Спринга. Я пленница Ирода. Мне с ужасом вспоминается рассказ Грега, услышанный много лет назад, но запечатленный в сознании в ярких и четких подробностях. История измученного солдата, вернувшегося в лагерь после того, как на его глазах убили жену. Слова лились с его языка сплошным потоком. Он будто сам не сознавал, что произносит их, и просто продолжал говорить, говорить, говорить, в мельчайших подробностях описывая то, как Ирод убивал Кристаллу…

Накатывает тошнота, и, перевернувшись, я едва успеваю броситься к краю клетки, когда желудок исторгает из себя остатки непереваренной пищи. Я вцепляюсь в прутья решетки, тяжело дыша и сдерживая слезы, и тут на меня падает тень.

— Доброе утро, Мира. Теперь уже леди Мира, не так ли? К сожалению, я не имел возможности поздравить тебя с помолвкой. Сезонам удалось отхватить себе богатого корделлианского принца. Не знал, что королевства Гармонии опустились до благотворительности.

Я сосредотачиваю внимание на траве, приминаемой деревянными колесами клетки, на ароматах сухотравья и кислого запаха рвоты.

— Я успела неплохо приподняться от девочки-солдата до леди.

Мне становится трудно дышать, и я закашливаюсь. Хорошо хоть больше не тошнит. Ребра немилосердно болят, и я перекатываюсь на спину. Мне нужно к доктору, но сомневаюсь, что мне позволят такую роскошь.

— Как низко падают всемогущие, — отзывается Ирод.

Я прикрываю глаза. Солнечные лучи красными и золотыми пятнами пляшут на веках. Не доставлю Ироду удовольствия своим сломленным видом. Я буду сильной.

Когда-то у людей были накопители-каменья. Мэзер верил, что лазурит обладает магией. А что, если это действительно так? Я ничего не потеряю, если попробую.

Я крепко зажмуриваюсь, мысленно сосредотачиваясь на камне. Представляю, как спрятанная в нем сила вливается в мое тело, обвивается вокруг сломанных ребер и сращивает их. Но ничего не происходит. Я делаю еще одну попытку, сжав зубы и умоляя: «Сделай же что-нибудь, пожалуйста! Помоги мне как-нибудь… Исцели хотя бы одно ребро, хотя бы одно…»

Ирод ударяет меня в бок рукоятью меча. Я ахаю от внезапно нахлынувшей боли и подавляю поднявшуюся тошноту. Вся моя сосредоточенность улетучивается.

— Ты достаточно поспала, — говорит он. — Ты должна быть в сознании, чтобы предстать перед Ангрой.

Я стискиваю зубы, скрючившись в клетке подальше от Ирода. Желудок перестает бунтовать, но ребра нещадно болят, и перед глазами пляшут звезды. Я сжимаю грудь ладонями, пытаясь утихомирить боль. Облегчение не приходит. Нет помощи и от магии. Вспыхнувший огонек надежды потухает, и я чувствую себя еще более опустошенной. Нужно оставаться в сознании.

Что-то вроде магии, но намного сильнее и могущественнее всего нами виденного, какая-то великая и разрушительная сила заключена в одном человеке. Если она влилась в предка Ангры, то передавалась ли она, как и королевские накопители, по наследству из поколения в поколение? Если да, то почему не распространилась по всему миру? Может, ей недостаточно зла? Поэтому она и остается в Ангре, питаясь только лишь его силой и питая его самого? Меня передергивает. Нет, это просто Ангра. Человек, с которым мы сражаемся долгие годы, — жестокое чудовище с садистскими наклонностями, использующее королевский накопитель во зло. Все дело в его королевском накопителе. Не в нем. Хотя конечно же дело всегда было в нем.